Очень краткое содержание[ред.]
Действие происходит в 1920-е годы в белорусском Полесье. Деревня Курени стоит среди болот, большую часть года отрезанная от мира.
Василь влюбился в свою ровесницу Ганну, гордую и насмешливую девушку.
Из армии вернулся односельчанин Миканор и взялся строить через болото гать, чтобы соединить деревню с миром. Василь ему помогал.
Тем временем сын местного богача Ефим начал ухаживать за Ганной. Узнав, что его возлюбленная Ходоська беременна, Ефим бросил её. Ходоська сделала аборт у знахарки и тяжело заболела.
Ефим решил жениться на Ганне. Родители уговорили девушку пойти за богатого жениха. Перед свадьбой Ефим подрался с Василём из-за земли. На свадьбе Ганна и Ефим тоже сцепились. Молодая жена пообещала мужу подчиняться, если он будет обращаться с ней по-хорошему.
Односельчане достроили гать, и на её открытие приехало начальство из города. Василь с грустью смотрел на Ганну, понимая, что упустил её. Миканор посочувствовал другу.
Подробный пересказ по главам[ред.]
Названия частей и глав — условные.
Часть 1. Юность и любовь[ред.]
Глава 1. Сенокос[ред.]
Деревня Курени стояла среди болот, как на острове, большую часть года отрезанная от всего мира.
В это июньское утро куреневцы собирались на сенокос. На крыльцо вышел «парень с хмурыми заспанными глазами, с взъерошенной не то русой, не то тёмной чуприной, с упрямо сжатым ртом». Василий недоволен, что мать, жалея его, не разбудила раньше.
За завтраком просится на болото меньший брат Василия Володько, но его оставляют дома в помощь Деду.
По дороге Василий догнал повозку Чернушек. Увидев на телеге свою ровесницу, задиру Анну, которая «в последнее время Василию просто жить не давала, при каждой встрече — где бы ни попадался ей — смеялась и даже издевалась над ним», парень решил обогнать соседа. Но порвалась супонь, и Дятлики приехали на сенокос позже Чернушек.
Это первый самостоятельный сенокос в жизни Василя, он хочет выглядеть настоящим хозяином. «Всё сильнее пригревало. Пот смачивал жёсткие двухцветные волосы, лоб, обожжённый солнцем, застилал глаза, стекал на нежную, почти ещё детскую грудь, под ветерком прилипала к спине до нитки взмокшая рубашка. Коса становилась всё тяжелее. Руки наливались усталостью, болели в локтях и плечах, слабели, млели ноги. Усталость сковывала всё тело. Хотелось сесть». Но Василий терпел. Этому его учила мать: «Всем трудно бывает, все терпят, терпи и ты!»
Вечером старый Чернушка и Василева мать возвращаются в деревню. Василий остался с Ганной и её младшим братом Федькой. Парень решил держаться своего воза, но за ним прибежал Федька. «Ничего особенного не случилось в этот вечер, но память о нём согревала и тревожила их потом многие годы». Там, на лугу, Ганна попросила парня не обижаться на неё: «Ты не сердись. Будто кто за язык тянет меня, чтоб тебя зацепить! Но ты не сердись! А что глаза такие у тебя — так мне это, по правде, нравится! Таких ни у кого нет больше! И сам ты — хороший, только вот молчаливый, хмурый. Словно брезгуешь девками или боишься их!»
Глава 2. Расцвет Ганны[ред.]
Всё лето перед домом Чернушек тихо грелась на солнце молоденькая рябина. Никому она не бросалась в глаза, пока не зарумянилась в августовском расцвете горячим пламенем огненных гроздей. Как та рябина, цвела в это лето Ганна. Ребята ринулись к ней и побаивались, особенно её острого язычка.
Жаркая августовская пора была не для любви, но Василь, едва только начнёт темнеть, бежал к забору возле Чернушкиного огорода. Там ждала Ганна. Словно сквозь туман, подходила к парню, как жили в эти дни Курени.
Глава 3. Арест Василя[ред.]
В одну из осенних ночей к Василю с Ганной подошли трое с обрезами и заставили парня показать дом деревенского активиста Ахрема Грибка. Грибку ничего не сделали, только попугали, чтобы сидел тихо, ибо перераспределение земли атаман Маслак отменяет. На следующий день Василя арестовали. Милиционеру Шабету настороженный Дятлик показался подозрительным человеком.
Глава 4. Тревоги Ганны[ред.]
Ганину душу наполняют самые разные чувства к Василю: и сожаление, любовь к нему, и неприязнь (испугался, повёл бандитов), и обида (даже не глянул, ни слова не сказал, когда шёл Куреневской улицей в Олешники), и чувство вины. Ганна вечером пошла к Ходоське, надеясь услышать, что Василя отпустили. Подруги дома не было, она, идя назад, наткнулась на группу молодёжи. Ходоська позвала посидеть с ними. Пришёл Ефим, сын первого Куреневского богача Глушака.
Он специально зацепил девушку, та в долгу не осталась, высмеяв его чуб, «святую мужскую прелесть». Когда Ганна поднялась идти домой, Ефим последовал за ней, был неожиданно добродушен, просил не злиться на него.
На следующий день Ганна с Ходоськой идут работать к Глушакам, отрабатывать за одолженное весной. Душа Ходоськи трепещет от радости, всё, что творится у Глушаков, вызывает у неё очарование и страх. «Неважно как не Корч старой, а царь перед ней!» — невольно улыбнулась Ганна. Она знает, что подруга сохнет по Ефиму. Ганне здесь вроде не хватает воздуха, такая удручающая атмосфера. Глушаки молотят. У них — своя молотилка. Старик с Ефимом за машиной, а Ганна сверху подаёт снопы. «Походила, побегала так — дышать начала часто, засопелась, руки, ноги, спина налились тяжестью усталости… Но она как бы и не замечала усталости: не в новинку это… Когда старик махнул ей, что подавать уже не нужно, Ганна едва могла стоять на ногах».
За день смолотили всё. «На другой день до самого вечера крутили молотилку, ссыпали чистое зерно в мешки… Старый Корч делал всё вместе с другими, и сам минуты не постоял, и другим стоять не дал».
Все два дня Ефим не спускал глаз с Ганны, что в конце концов заметил отец, отвёл сына «за угол сарая и ударил по голове лопаткой», потом отослал его подальше от девушек. Вечером Ефим появился снова. Оставшись вдвоём с Ганной, полез к ней целоваться, девушка едва вырвалась. Влюблённая в него Ходоська была ласковой и податливой. Пообещав жениться, Ефим добился от неё чего хотел.
Глава 5. Освобождение Василя[ред.]
Василя из Олешника на повозке завезли в Юровичи, в тюрьму. Самое трудное для парня в тюрьме было «просто сидение, сидение без обычных хлопот, без работы». Однажды он даже не выдержал: попросился на работу. Сторожевой отказал: не приказано.
Пришла мать, рассказала о деревенских новостях. Взволновала из них Василия только одна новость, что за Ганной начал ухлёстывать Ефим. Правда, мать успокоила, что девушка не слишком тянется к молодому Корчу.
На второй день Василя впервые вызвали работать. «Забыв о положении своём, он пилил с такой яростью и охотой, с которыми делает человек, взявшийся за желаемое занятие. В это время на него радостно было смотреть, он словно похорошел: стоял живее, порозовел и подобрел». Неожиданно Василю помогает односельчанин Костик Хвост, который жил и работал в городке. Он поручился за Василя перед Апейкой. Председатель райисполкома Апейка встретился с парнем, поговорил с ним, поговорил с начальником милиции Харчевым. Василя отпустили домой.
Он был уже близко возле дома, когда вдруг услышал Ганнин голос. Она шла с Ефимом. «Они шли отдельно, не очень близко друг от друга… Шли просто как знакомые. И всё же и это опалило Василия горячей ревностью, жгучей обидой…»
Начиналась зима.
Часть 2. Перемены в Куренях[ред.]
Глава 1. Возвращение Миканора[ред.]
На следующий день первым Василя увидел сосед Миканор, который в его отсутствие вернулся из армии. Василь на него обиделся из-за «арестанта», сказанного в шутку. Матери долго пришлось уговаривать сына, чтобы он зашёл к Миканору поговорить, так как тот приглашал, мать поддержал дед Денис.
У Миканора собралось много односельчан. Пришли Хоня и деревенский гармонист Алёша Губатый приглашать на посиделки, появился Грибок, с которым больше всего не хотел встречаться Василь, Ганнин отец. Речь заходит об осушении болота, о хороших землях. Никто не верит, что Куреневцы что-то смогут сделать. Осторожно говорят про бандитов, но Василя не трогают.
В Игнатовом доме собирается собрание. Выступает учитель из Олешника: из Куреней ходят в школу только двое из тех, кто должен учиться. Под грозным взглядом председателя сельсовета Дубодела все подняли руки за то, чтобы куреневские дети шли в школу. Появилась Ганна, и Василь не мог внимательно слушать даже то, что интересовало его на собрании, — вопрос о налоге. Ганна даже не глянула в ту сторону, где сидел Василь, протолкнулась к Ходоське и села с ней на кровать.
С Юрович на собрание приехал Апейка, он опоздал и какое-то время тихо и незаметно стоял среди людей. Председатель волвыккома выступил с предложением построить греблю. Первая реакция Куреневцев — несогласие:
«— Тут и без того: куда ни брось — клин!.. Етаго ще только и не хватало!..
— И без того, как вьюн крутишься!
— Не имела, Грец его, баба заботы!
— Столько силы унять! Прерваться! Лошадей замучает.
— …Жили, тем временем, и так! И ничего.
…Не первый раз видел Апейка — на хорошее, полезное для себя дело, люди не хотели давать согласия». Он подождал, пусть наговорятся. Спокойно повёл разговор дальше: «Аннигадки жили отцы и деды, как паны жили! Давились дымом, пухли с голоду, мёрли без помощи. Когда же очень припекало, пробивались и через эту душегубку. Ломали телегу, лошадей топили, сами, наверное, топились?!» Люди начали думать по-другому. Горячо агитировал за греблю Миканор, даже заговорил об осушке болота. Правда, быстро понял, что это пока лишнее и предложил образовать на первых порах мелиоративное общество. Никто его не поддержал.
Собрание приняло решение — весной, отсеявшись, делать греблю. По предложению Апейки старшим выбрали Миканора.
Василь дождался, пока Ганна вышла от Ходоськи, поздоровался, но девушка ответила неласково, молча пошёл рядом. Скоро их догнал Ефим, пристроился с другой стороны. Василий почувствовал себя лишним.
Когда возили хворост к гребле, к Василевому возу подошёл старый Чернушка, спросил, почему он перестал к ним заходить. Сказал, чтобы парень не думал чего про Ганну, она ждёт его, а Ефим — пустое.
Глава 2. Подготовка к строительству гребли[ред.]
Миканор готовится к строительству гребли. Нравится ему колоть и складывать дрова, видеть зимнюю красоту леса, луга. Он на посиделках присматривается к куреневским девушкам и выделяет среди всех «белокурую „конопляночку“ Хадоську и Чернушкову Ганну… Особенно полюбилась Миканору Ходосько». Но недавнему красноармейцу, как и лучшему его другу Хоню, здесь не посчастливилось.
«…И с Миканором Конопляночка не повеселела: шла в коротенькой шубке с чёрным бараньим воротничком, в аккуратных лаптиках и белых тряпочках… будто и слушала Миканорову речь, а сама — слышалось — … равнодушна была». Интереснее было с весёлой, остроумной Анной, однако здесь он был «не то что третий, а — четвёртый лишний». Рядом с нею всегда топтали снег «хмурый, настороженный сосед Василь… и горд, уверен, наглый Ефим Глушак».
Многое Миканору представало в родных Куренях не таким, как должно быть. «После Мозырской брусчатки… Припятского весёлого простора — как бы сплющенным, затопленным грязью, дремлющим и больно бедным увиделось дорогое село. Грусть защемилась ещё хуже, когда ступила на родимое крыльцо, в сени — какая же она кривая и гнилая, отчий дом! И тесная, и тёмная какая!..»
Миканорова душа не приемлет и затхлый домашний запах, и свиней в сенях, а то и вместе с людьми. И бани нет, и школы, и читальни, и магазина. Понимает Миканор, что «и обвинять людей нельзя — бедность, постимница… дерутся, как рыба об лёд, чтобы корку хлеба, рассол иметь…»
Борьбу со старыми порядками и обычаями Миканор начал из своего дома. «Боги и всякие святые — вот с чем воевать надо». Но мать Миканор не победил и в конце концов, пожалев старуху, отступил с атеистическими проповедями. Мало кто поддержал Миканора в этом и среди молодёжи.
Начались зимние праздники — поминовение предков, Рождество. Скрываясь от сына, родители устроили брагу, закололи борова. «Мало когда выпадало Миканору столько разочарования, как в эти дни. Сколько ни старался, а предпраздничная весёлая лихорадка в Куренях не только не опадала, а — было слышно — всё крепло».
Медленно и нудно тянулись для Миканора предрождественские дни. В рождественскую ночь дети, подростки, молодёжь ходят по домам. Приезжает из соседней деревни замужняя Миканорова сестра, собираются другие родственники. Мать просит сына помолчать перед гостями о Боге и о святых.
На улице начинается драка. Били «чужеземцев» из Глинищ, одному из ребят приход в Курени едва не стоил жизни.
Глава 3. Строительство гребли[ред.]
Миканор с нетерпением ждал, когда можно будет вывести куреневцев на строительство гребли. Тёплым майским днём он собрался в Олешники. Зашёл на почту, куреневцы три месяца были отрезаны от всего мира. Встретился с Апейкой, с секретарём партячейки Гайлисом. Апейка обещал проследить, чтобы Олешники вышли на строительство в один день с Куренями.
Миканор снова ходил по домам, собирал куреневцев на греблю. Поссорился с Василем, у которого «здесь работы — по горло».
Куреневцы собирались долго и неохотно. Миканор распределил обязанности. Взялся копать канаву сам — «ринулся в рыжую с прозеленью топь — въехал аж за грудью». Но вскоре его отправили наверх, чтобы постоянно людей видеть. Когда отдыхали, Миканор почувствовал, что настроение у людей изменилось, что-то у них тронулось. «И наши куреневцы не хуже других», — плыли мысли у Миканора.
Почти две недели день в день собирались куреневцы на гребле. Но подступила косовица, и работа прекратилась.
Глава 4. Беды Ходоськи[ред.]
Шёл август. Почти у всех куреневцев рожь не уродила. «Чахлые, редкие бабки, что небрежно вставали под грустные, похожие на тихое причитание песни женск-жней, были как страшные знаки тщетности, неловкости человеческих надежд». Ганна жала вместе с мачехой. На своей полоске трудился Василь с матерью.
Глушаки свозили зерно, у них оно уродилось. На Чернушковой полосе Ефим заметил рядом с хозяевами Дятлов, что его неприятно укололо.
Он сам не заметил, как увлёкся Ганной всерьёз. Не мог простить «растяпу, галяку» Василю, что девушка льнётся к нему. Сколько он походил за Ганной, но ничего не изменилось. Решил плюнуть на всё и забыть. Появилась лесниковна Верочка, «добродушная, нежная, рада ему». Но скоро «болезнь» вернулась снова, из-за этой гордыни вечером не сиделось в доме, ночами не спалось. Ефим решил действовать решительно — не добился добром, добьётся силой.
Кладя снопы на воз, он увидел, что Ганна межой подалась к лесу. Найдя причину, пошёл через какое-то время за ней. Но возле леса к нему бросилась Ходоська. Она очень изменилась: «…Лицо её блёклое, нездоровое, глаза запали, щёки обвисли — словно не девушка, яблоко наливное, а чахлая падалка». Ефим уже раз пожалел, что связался с ней. Ходоська с плачем, с большой мукой в голосе сообщила, что беременна. Ефим ответил, что от него она не могла забеременеть, потом добавил, что в Глинищах есть знахарка. И пошёл, сердитый на себя и на Ходоську. Тревожился он недолго. «Сама купила, сама пусть и думает, как сбыть».
Ганна собирала малину. Увидев Ефима, не удивилась, не испугалась. Какое-то время Ефим собирал ягоды и ссыпал в гладышку. Вдруг обхватил её одной рукой за плечи, другой — за шею. Увидев полные ненависти глаза, подумал, может и правда пустить, лучше по-доброму с ней. Но заговорило мужское самолюбие.
Совладать с Чернушкой гордыней он не сумел и на этот раз. На момент поднял руку, чтобы вытереть глаза, и от боли аж заняло дыхание, так Ганна стукнула по носу.
К вечеру Курени гудели про Ефима и Ганну. Грозный Чернушка подошёл к дочери, которая вместе с Ходоськой копалась на картофельнике. Ганна сказала, что ничего не было. Отец успокоился, пошёл к хлеву уже тихо.
Ганна заметила несчастное Ходоськино лицо. Подруга отвернулась и затряслась от плача, потом молча пошла домой.
В тот же вечер Ганна встретила Василя. Ревнивый Василь поверил сплетням, обозвал «богачкой», «Корчихой». Обиженная Ганна, чтобы досадить парню, сказала, что «по-доброму, по согласию всё было!»
Старый Глушак, услышав, о чём гудят Курени, налетел на Ефима. Грозно крикнул: «Женю!» Ефим согласился. Но поставил условие: «Кеб с тем, с кем хочу!» Он назвал Чернушкову Ганну.
Глава 5. Сватовство[ред.]
Несколько дней у Глушаков шла война. Наконец старик согласился, что в его дом придёт голодранка.
Ганна увидела Глушаков с огорода, на котором брала свёклу. «Как же отступиться от этих сватов, от беды этой — чтобы отец понял, одобрил её, чтобы мачеха не осудила?»
Отец особо не уговаривал, наседала мачеха, напомнила и о Василе, и о старом отце, и о малом Федьке. «Она потом много раз вспоминала этот момент, вспоминала с болью и щемящим сожалением. Думала, болела душой: как много беды выпадает человеку за другой один шаг».
Переодевшись, Ганна вышла к сватам. Назавтра, в воскресенье, были помолвки. «Глушаки, дяди, тёти Глушаков пили в тесной Чернушковой избе самогон, ели так вправимо, что нагоняли на мачеху страх, беспорядочно и во всеуслышание гомонили». Потом начали договариваться о свадьбе. Отец хотел отложить свадьбу недели на две-три, Ефим настаивал, чтобы поскорее. Договорились играть через две недели.
Ганна вышла на улицу. «Василь… Василь…» — ворвалась, пронзила всю её, как-то особенно, до боли дорогое… Истощилась. Не суждено, значит. Бувай!.. Прощайте, груши шелестящие, вербы тихие, молодые, вольные вечера!.. Истощалась воля девичья — свидания, милования, прощания!" Мимо забора кто-то шёл. Ганна узнала Василя. Была мысль — выйти, поговорить, помириться. Но не сделала этого, они были уже чужие.
Очень тяжело было в тот вечер и Василю. Успокаивал себя, что не такая ему жена нужна, что он покажет себя, станет хозяином, тогда и Ганна увидит.
Часть 3. Свадьба и новая жизнь[ред.]
Глава 1. Приготовления к свадьбе[ред.]
Чернушки живут заботой, как и чего насобирать на свадьбу. «Разорит нас свадьба! Только ведь и поддаваться очень — сарамата! Зять такой!..» — говорит мачеха. Чернушка отказывается покупать «городскую водку», говорит об Ганне одежда.
В воскресенье Чернушки отправляются в Юровичи на ярмарку. Торговля идёт вяло, сбыть овец помогают Ефим и Ларивон, которые также появились на ярмарке. Евфимий по праву жениха забирает Ганну «походить, посмотреть, что творится». Девушке неприятно, что он цепляется к людям, корчит злобные кепки. Евфимий, Ларивон и Ганна обедают в Ёселевой «столовой», потом идут в магазин, и жених покупает невесте подарок. Примеряя платок перед зеркалом («Ах, какая цветистая, какая огненно-яркая, прекрасная, век такого платка не носила!»), она вдруг увидела Васильево лицо. Сразу пропали праздничное веселье и возбуждение.
Перед самым уже отъездом домой мешок картошки купила «чернявенькая, хрупкая девушка в коротеньком городском пальто и шапочке». Когда Чернушка подвозила девушке картошку, разговорились. Девушка спросила Ганну, любит ли она жениха. «…Кеб все шли только любящие, так больше половины в девках век сидела бы!.. Стерпится — слюбится, говорят», — говорит Ганна. Параска, так звали девушку, вынесла подарок на свадьбу — книгу. Ганна, как сама призналась, читать почти не умела.
На второе утро Чернушка отправился покупать Ганне на кофту. Отец, хотя для него это и дорого, набрал по совету Ёхима «сатины атласной из самого Киева».
Глава 2. Неприятности у Глушаков[ред.]
Перед самой свадьбой пришла в дом Глушака ещё одна неприятность, слух, что будут делать передел земли. В деревне этот слух не обошёл никого.
Быстро созвали собрание и выбрали комиссию, которая должна была перемерить заново землю. Комиссия нашла лишнее у Глушака, лесника Мити, Прокопия. Халимон бушевал, изливал свой гнев на жене. Вдруг за мать вступился меньший сын Степан, он упрекнул отца тоже землёй. Старый Глушак, не помня себя от бешенства, «дал сыну по лицу. Тот не шелохнулся, слова не сказал, только что-то нехорошее, непримиримое вспыхнуло в незнакомом — взрослом и самостоятельном — взгляде». Отец заявил Степану, что учиться он больше не пойдёт, будет дома за батрака, если такой умный стал.
Старик жалеет, что нет Маслока, иначе бы поутихли горлопаны. Ефим отвечает, что атаман может внезапно и объявиться. «Ефим так ловко пустил слух, что под полдень в Куренях не было человека, который бы не знал, что Маслак — жив и здоров — объявился вновь…»
Глушак подкупает Зайчика, чтобы тот вступился за него на собрании, отправляет Ефима пригласить на свадьбу Дубодела, надеясь на его помощь.
Идя на собрание, Халимон Глушак чувствовал себя очень плохо. Внимание старика привлёк незнакомый человек в президиуме. «Взгляд был острый, пронзительный, словно пробирался в середину, и такой уверен, что делалось нехорошо». Появилось ощущение, что он этого человека уже где-то видел. Собрание было бурное, те, у кого нашли неучтённую землю, недовольны работой комиссии. Порядок наводит военнослужащий, который так заинтересовал Глушака, уполномоченный по волости Зубрич. Он отвечает и на вопросы о Маслаке, призывает «граждан» не бояться «какого-то пигмея». После выступления Зубрича куреневцы стали более молчаливы и насторожены. Уполномоченный явно перестарался, заступаясь за государственные интересы в проведении землеустройства. Послышались предложения повременить с переделом. Но вскочил «нетерпеливый, обезумевший Василь: „Ждать, ждать! Всё ждать!“ — обида, уныние и ярость кипели в его вопле». Собрание решило начать передел завтра.
Глава 3. Драка Василя и Ефима[ред.]
Возвращаясь с собрания, Василь тревожился, но не жалел, что не удержался и заговорил. Дома его поддержал дед, наказал, чтобы и завтра, при разделении, не дремал.
Василь проснулся очень рано. «…Жила в нём, радовала и бередила душу беспокойство о земле. До вчерашнего дня он только мечтал о ней, а теперь она была уже чуть ли не в его руках». Вдруг пришла мысль — взять коня и запахать кусок, стать таким образом хозяином.
Чем больше светлело на земле, тем сильнее в душе Василия делалась тревога. Первые заворожили Василя с лошадью и плугом на Глушаковой земле Ларивон и Зайчик. Ларивон быстро подался до села.
Мать пришла, принесла кушать. В этот момент Василь увидел Ефима, но из борозды не ушёл. На подмогу сыну бежал старый Глушак. Ефим ударил первый. Дятлиха шарахалась то до одного, то до другого, но бесноватым мужчинам совладать не могла. Неожиданно явился Степан, он начал оттягивать брата от Василия. Дятлиха позвала уже собравшихся на поле людей на помощь. Парней еле растянули. Подошли Дубодел и Зубрич.
Зубрич задержал Василя и Ефима. Дятлику он напомнил о тюрьме, пообещал вернуть его обратно и приказал идти по домам, ждать решения. Ефиму он передал приветствие от Маслака. Назвал пароль, с которым придёт к Глушаку человек, если Ефим им понадобится.
На следующее утро Василева мать засветилась на дверях дома большой чёрный крест. Мать и дед советуют Василю быть осторожным.
Ефима подстерегла Ходоська. Губы её дрожали, на глазах были слёзы, но сказала твёрдо: «…Пусть тебе на том свете будет так, как мне — на этом… От и всё моё слово! Остальное!.. Болей не прицеплюсь! Можешь не бояться!.. И не увидишь болей!»
Глава 4. Болезнь Ходоськи[ред.]
Были у Ходоськи мысли пойти к Ганне и рассказать всё. Однажды даже решилась идти к старому Корчу: «он слушается бога, по-Божьему жить старается, пусть и рассудит по-Божьему!.. Обидно. Ой, как обидно. От обиды слёзы все выплакались. А боль жгучая в груди не утихает, не опадает». Появилась мысль о самоубийстве. Вспомнила про Захариху.
«Всё оказалось таким страшным, таким болезненным, что чудо, как вытерпело. Болело, как никогда, ничто. Но хуже всего — было ужасно противно, противно, стыдно». Вернувшись домой, «ходила, хлопотала, как могла», со страхом заметила, что всё больше ослабевает. Наутро родители вызвали врача, и тот приказал немедленно везти девушку в больницу. На гребле повозку Игната встретили Чернушки. Ганна подбежала к Ходоське. «Она будто не сразу узнала её, но, когда узнала, ожила, веки шевельнулись тревожно, неприветливо».
Глава 5. Свадьба[ред.]
Мачеха сказала отцу одолжить на свадьбу брюки у Грибка. Чернушка рассердился: «и так — чёрт душу скребёт! До не штанов поганых, чтобы они сгорели! Здесь на душе такое, а она, грэц ей, — брюки, заплаты!..»
Мачеха и подружки собирают молодую. Увидев дочь в венке, в фате, он, «как никогда ещё, услышал беду… страшную, грозную». Приезжает молодой «выкупать» невесту. Ефим подарил мачехе сапоги, и она рада, как ребёнок.
В церковь ехали тремя телегами, впереди шли музыканты. По дороге увяз воз молодой, Ефим и другие парни, проваливаясь чуть ли не до пояса в болотную тину, вытягивают его. Потом, на сухом, чистили лошадей, возы, чистились сами, ребята «с хохотом хлопотали возле Ефима: снимали сапоги, выкручивали тряпки, обтирали штаны».
Самым важным моментом венчания Ганне показался, когда батюшка надевал перстень Ефима ей на палец, а её перстень — Ефиму.
Дома гости дружно набросились на еду. Когда стали ссориться сваты и дружки, Ганна снова увидела Василевого братика. Она сдерживала в себе желание подойти к малышу. «Едва перестали петь, за столами стало весьма печально. Всё было съедено, горелки не наливали».
Разделили каравай. Опечаленный Ганнин отец, которого охватило большое сожаление к дочери, дал молодому «бедный подарок, на которые только и наскребли денег — картовые штаны в пасочку». Гости охотно начали вылезать из-за стола: у Глушаков была и лучшая водка, и закуски больше.
Молодую и ящик с приданым везут в дом молодого. В доме Глушаков все были тихие и уважительные, почти и не говорили в голос. Один Дубодел держался свободно, осматривал Ганну так, что ей было неловко. Он, нарушив порядок, поднялся первым поздравлять молодожёнов. Потом приказал Ганне сесть между ним и Ефимом. Ефим не возражал «власти», и Ганна не сразу, но послушалась, пересела. Дубодел начал чокаться с водкой. Ганна отказалась пить, что не понравилось Ефиму. «Ещё не сыграли свадьбы, а уже сцепились, так сцепились, что, видимо, и один не уступит, и вторая не поддастся».
Молодых кое-как помирили, и оставшийся вечер прошёл как надо. Ложась спать, Ефим напомнил уговор, но без злости. Сказал, что слушаться его должна. Ганна напомнила ему то, что уже когда-то говорила: «…Со мной надо, кеб по-хорошему!»
На третий день, когда свадебный пир утих, свекровь разбудила Ганну ещё на рассвете и велела кормить свиней.
Куреневцы и олешниковцы, что делали греблю, наконец, сошлись. Через день, в воскресенье был митинг, народа собралось, как в базарный день. С Юрович на праздник приехали Апейка и двое рабочих. Было весело, играли гармоники. Василь надеялся увидеть Ганну, но увидел Ефима.
С митинга Василь возвращается вместе с Миканором и Хонем. Он жалуется, что греблю сделали, а Глушак как сидел на земле, так и сидит. Миканор переводит разговор на Ганну, что такую девку упустил. В словах Василя раздалась такая грусть, такая боль, что Миканор смутился.
За основу пересказа взят перевод М. Горбачёва из выпуска «Роман-газеты» № 281 (Москва: Гослитиздат, 1963).