|
|
(не показано 26 промежуточных версий 4 участников) |
Строка 6: |
Строка 6: |
| | Жанр = рассказ | | | Жанр = рассказ |
| | Год публикации = 1927 | | | Год публикации = 1927 |
| | В двух словах = Молодому врачу вводят морфий, чтобы снять острую боль в животе. С ней уходит и боль от разрыва с женой. Теперь врач колет себе морфий, чтобы забыться. Втянувшись и не сумев слезть, он кончает с собой. | | | Микропересказ = Врачу ввели морфий, чтобы снять острую боль в животе. С ней ушла и боль от того, что его бросила девушка. Он стал колоться, чтобы забыться, но втянулся, не смог слезть и покончил с собой. |
| | | Wikidata = Q3324321 |
| }} | | }} |
|
| |
|
| {{начало текста}} | | {{начало текста}} |
| ''Повествование ведётся от лица молодого врача Владимира Бомгарда.''
| | Зимой 1917 года молодого врача Владимира Бомгарда перевели с глухого Гореловского участка в больницу уездного города и назначили заведующим детского отделения. |
|
| |
|
| Зимой 1917-го года молодого врача {{упоминаниеПерсонажа|1|Владимира Бомгарда}} перевели с глухого Гореловского участка в больницу уездного города и назначили заведующим детского отделения.
| | {{Персонаж |
| | |
| {{БлочныйПерсонаж
| |
| | Имя = Владимир Михайлович Бомгард | | | Имя = Владимир Михайлович Бомгард |
| | Описание = молодой врач | | | Описание = рассказчик, опытный и отзывчивый врач |
| | Номер = 1
| |
| | Портрет = | | | Портрет = |
| }} | | }} |
|
| |
|
| Полтора года доктор {{упоминаниеПерсонажа|1|Бомгард}} лечил самые разные болезни, делал сложные операции в спартанских условиях, принимал тяжёлые роды. Теперь он отдыхал, сбросив с плеч груз ответственности, спокойно спал по ночам, не боясь, что его поднимут и увезут «в тьму на опасность и неизбежность». | | Полтора года доктор Бомгард лечил самые разные болезни, делал сложные операции в спартанских условиях, принимал тяжёлые роды. Теперь он отдыхал, сбросив с плеч груз ответственности, спокойно спал по ночам, не боясь, что его поднимут и увезут «в тьму на опасность и неизбежность». |
|
| |
|
| {{цитата}} | | {{Цитата| |
| Счастье — как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь. Но когда пройдут годы, — как вспоминаешь о счастье, о, как вспоминаешь! | | Счастье — как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь. Но когда пройдут годы, — как вспоминаешь о счастье, о, как вспоминаешь! |
| {{/цитата}}
| | }} |
|
| |
|
| Прошло несколько месяцев. К февралю 1918 года {{упоминаниеПерсонажа|1|Бомгард}} начал забывать «свой дальний участок», керосиновую лампу, сугробы и одиночество. Лишь изредка, перед сном, он думал о молодом враче, который сейчас сидит в этой глуши вместо него. | | Прошло несколько месяцев. К февралю 1918 года Бомгард начал забывать «свой дальний участок», керосиновую лампу, сугробы и одиночество. Лишь изредка, перед сном, он думал о молодом враче, который сейчас сидит в этой глуши вместо него. |
|
| |
|
| К маю месяцу {{упоминаниеПерсонажа|1|Бомгард}} рассчитывал отработать свой стаж, вернуться в Москву и навсегда распрощаться с провинцией. Однако он не жалел, что ему пришлось пройти такую тяжёлую практику в Горелово, считая, что она сделала его «отважным человеком». | | К маю месяцу Бомгард рассчитывал отработать свой стаж, вернуться в Москву и навсегда распрощаться с провинцией. Однако он не жалел, что ему пришлось пройти такую тяжёлую практику в Горелово, считая, что она сделала его «отважным человеком». |
|
| |
|
| Однажды {{упоминаниеПерсонажа|1|Бомгард}} получил письмо, написанное на бланке его старой больницы. Место в Горелово досталось его университетскому товарищу {{упоминаниеПерсонажа|2|Сергею Полякову}}. Он «тяжко и нехорошо заболел» и просил приятеля о помощи. | | Однажды Бомгард получил письмо, написанное на бланке его старой больницы. Место в Горелово досталось его университетскому товарищу Сергею Полякову. Он «тяжко и нехорошо заболел» и просил приятеля о помощи. |
|
| |
|
| {{БлочныйПерсонаж | | {{Персонаж |
| | Имя = Сергей Поляков | | | Имя = Сергей Поляков |
| | Описание = университетский товарищ доктора {{упоминаниеПерсонажа|1|Бомгарда}} | | | Описание = университетский товарищ Бомгарда, мрачный, подвержен мигреням и депрессиям |
| | Номер = 2
| |
| | Портрет = Поляков.jpg | | | Портрет = Поляков.jpg |
| }} | | }} |
|
| |
|
| {{упоминаниеПерсонажа|1|Бомгард}} отпросился у главного врача, но выехать не успел — ночью в уездную больницу привезли {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякова}}, застрелившегося из браунинга. Он умер, успев передать {{упоминаниеПерсонажа|1|Бомгарду}} свой дневник. Вернувшись к себе, {{упоминаниеПерсонажа|1|Бомгард}} начал читать.
| | Бомгард отпросился у главного врача, но выехать не успел — ночью в уездную больницу привезли Полякова, застрелившегося из браунинга. Он умер, успев передать Бомгарду свой дневник. Вернувшись к себе, Бомгард начал читать. |
|
| |
|
| Записи в дневнике начинались с 20 января 1917 года. После распределения в институте молодой доктор {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} попал на глухой земский участок. Это его не огорчило — он был рад сбежать в глушь из-за личной драмы. {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} был влюблён в оперную певицу, жил с ней целый год, но недавно она его бросила, и он никак не мог это пережить. | | Записи в дневнике начинались с 20 января 1917 года. После распределения в институте молодой доктор Поляков попал на глухой земский участок. Это его не огорчило — он был рад сбежать в глушь из-за личной драмы. Поляков был влюблён в оперную певицу, жил с ней целый год, но недавно она его бросила, и он никак не мог это пережить. |
|
| |
|
| Вместе с {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляковым}} на участке работал женатый фельдшер, живший с семьёй во флигеле, и акушерка {{упоминаниеПерсонажа|3|Анна}}, молодая женщина, муж которой был в германском плену. | | Вместе с Поляковым на участке работал женатый фельдшер, живший с семьёй во флигеле, и акушерка Анна, молодая женщина, муж которой был в германском плену. |
|
| |
|
| {{БлочныйПерсонаж | | {{Персонаж |
| | Имя = Анна Кирилловна | | | Имя = Анна Кирилловна |
| | Описание = акушерка, гражданская жена {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякова}} | | | Описание = акушерка, «тайная жена» Полякова, милая и умная женщина средних лет |
| | Номер = 3
| |
| | Портрет = Анна Кирилловна.jpg | | | Портрет = Анна Кирилловна.jpg |
| }} | | }} |
|
| |
|
| Пятнадцатого февраля 1917 года у {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякова}} внезапно начались острые боли в области желудка, и {{упоминаниеПерсонажа|3|Анна}} была вынуждена впрыснуть ему порцию однопроцентного раствора морфия. После укола {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} впервые за несколько месяцев спал крепко и глубоко, без мыслей об обманувшей его женщине. | | Пятнадцатого февраля 1917 года у Полякова внезапно начались острые боли в области желудка, и Анна была вынуждена впрыснуть ему порцию однопроцентного раствора морфия. После укола Поляков впервые за несколько месяцев спал крепко и глубоко, без мыслей об обманувшей его женщине. |
|
| |
|
| С этого дня {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} начал колоть себе морфий, чтобы облегчить душевные страдания. {{упоминаниеПерсонажа|3|Анна}} стала его «тайной женой». Она очень жалела, что вколола ему ту, самую первую, дозу морфия и умоляла его оставить это занятие. В моменты, когда без новой дозы {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякову}} становилось плохо, он понимал, что играет с огнём, и обещал себе всё это прекратить, но после укола чувствовал эйфорию и забывал о своём обещании. | | С этого дня Поляков начал колоть себе морфий, чтобы облегчить душевные страдания. Анна стала его «тайной женой». Она очень жалела, что вколола ему ту, самую первую, дозу морфия и умоляла его оставить это занятие. В моменты, когда без новой дозы Полякову становилось плохо, он понимал, что играет с огнём, и обещал себе всё это прекратить, но после укола чувствовал эйфорию и забывал о своём обещании. |
|
| |
|
| Где-то в столице бушевала революция, народ сверг Николая II, но это события {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякова}} мало волновали. С десятого марта у него начались галлюцинации, которые он называл «двойными снами». После этих снов {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} чувствовал себя «сильным и бодрым», у него просыпался интерес к работе, он не думал о своей бывшей жене и был абсолютно спокоен. | | Где-то в столице бушевала революция, народ сверг Николая II, но это события Полякова мало волновали. С десятого марта у него начались галлюцинации, которые он называл «двойными снами». После этих снов Поляков чувствовал себя «сильным и бодрым», у него просыпался интерес к работе, он не думал о своей бывшей любовнице и был абсолютно спокоен. |
|
| |
|
| Считая, что морфий влияет на него благотворно, {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} не собирался от него отказываться и ссорился с {{упоминаниеПерсонажа|3|Анной}}, которая не хотела готовить ему новые порции раствора морфия, а сам он не умел его готовить, поскольку это входило в обязанности фельдшера. | | Считая, что морфий влияет на него благотворно, Поляков не собирался от него отказываться и ссорился с Анной, которая не хотела готовить ему новые порции раствора морфия, а сам он не умел его готовить, поскольку это входило в обязанности фельдшера. |
|
| |
|
| {{цитата}} | | {{Цитата| |
| Действительно, morphium hidrochloricum грозная штука. Привычка к нему создаётся очень быстро. Но маленькая привычка ведь не есть морфинизм?… | | Действительно, morphium hidrochloricum грозная штука. Привычка к нему создаётся очень быстро. Но маленькая привычка ведь не есть морфинизм?… |
| {{/цитата}}
| | }} |
|
| |
|
| В апреле запас морфия на участке начал заканчиваться. {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} попытался заменить его кокаином и почувствовал себя очень плохо. Тринадцатого апреля он, наконец, признал, что стал наркоманом-морфинистом. | | В апреле запас морфия на участке начал заканчиваться. Поляков попытался заменить его кокаином и почувствовал себя очень плохо. Тринадцатого апреля он, наконец, признал, что стал наркоманом-морфинистом. |
|
| |
|
| К шестому мая {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} уже впрыскивал себе два шприца трёхпроцентного раствора морфия дважды в день. После укола ему всё ещё казалось, что ничего страшного не происходит, и на работоспособности его зависимость не отражается, а, напротив, повышает её. {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякову}} пришлось съездить в уездный город и добыть там ещё морфия. Вскоре его начало охватывать тревожное и тоскливое состояние, свойственное морфинистам. | | К шестому мая Поляков уже впрыскивал себе два шприца трёхпроцентного раствора морфия дважды в день. После укола ему всё ещё казалось, что ничего страшного не происходит, и на работоспособности его зависимость не отражается, а, напротив, повышает её. Полякову пришлось съездить в уездный город и добыть там ещё морфия. Вскоре его начало охватывать тревожное и тоскливое состояние, свойственное морфинистам. |
|
| |
|
| {{цитата}} | | {{Цитата| |
| Смерть от жажды райская, блаженная смерть по сравнению с жаждой морфия. | | Смерть от жажды райская, блаженная смерть по сравнению с жаждой морфия. |
| {{/цитата}}
| | }} |
|
| |
|
| Доза {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякова}} увеличилась до трёх шприцев. | | Доза Полякова увеличилась до трёх шприцев. |
|
| |
|
| После записи, датированной восемнадцатым мая, из тетради было вырезано два десятка страниц. Следующую запись {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} сделал 14 ноября 1917 года. В этот период он пытался лечиться и провёл некоторое время в московской психиатрической клинике. | | После записи, датированной восемнадцатым мая, из тетради было вырезано два десятка страниц. Следующую запись Поляков сделал 14 ноября 1917 года. В этот период он пытался лечиться и провёл некоторое время в московской психиатрической клинике. |
|
| |
|
| Воспользовавшись начавшейся в Москве стрельбой, {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} украл в клинике морфий и сбежал. На другой день, ожив после укола, он вернулся, чтобы отдать больничную одежду. Профессор-психиатр не стал насильно удерживать {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякова}}, уверенный, что тот рано или поздно снова окажется в клинике, но уже в гораздо худшем состоянии. Профессор даже согласился ничего не сообщать на место его службы. | | Воспользовавшись начавшейся в Москве стрельбой, Поляков украл в клинике морфий и сбежал. На другой день, ожив после укола, он вернулся, чтобы отдать больничную одежду. Профессор-психиатр не стал насильно удерживать Полякова, уверенный, что тот рано или поздно снова окажется в клинике, но уже в гораздо худшем состоянии. Профессор даже согласился ничего не сообщать на место его службы. |
|
| |
|
| Восемнадцатого ноября {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} уже был «у себя в глуши». Он ослаб и исхудал, ходил, опираясь на трость, его преследовали галлюцинации. Процент морфия в растворе повышался, началась рвота. Фельдшер обо всём догадался, и {{упоминаниеПерсонажа|3|Анна}}, ухаживавшая за {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляковым}}, умоляла его уехать. | | Восемнадцатого ноября Поляков уже был «у себя в глуши». Он ослаб и исхудал, ходил, опираясь на трость, его преследовали галлюцинации. Процент морфия в растворе повышался, началась рвота. Фельдшер обо всём догадался, и Анна, ухаживавшая за Поляковым, умоляла его уехать. |
|
| |
|
| 27 декабря {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякова}} перевели на Гореловский участок. Он твердо решил с первого января взять отпуск и вернуться в московскую клинику, но потом понял, что не выдержит лечения, и не захотел расставаться со своим «кристаллическим растворимым божком». | | 27 декабря Полякова перевели на Гореловский участок. Он твердо решил с первого января взять отпуск и вернуться в московскую клинику, но потом понял, что не выдержит лечения, и не захотел расставаться со своим «кристаллическим растворимым божком». |
|
| |
|
| Теперь дважды в день он колол себе три шприца четырёхпроцентного раствора морфия. Время от времени {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} пытался воздерживаться, но это плохо ему удавалось. Морфий привозила {{упоминаниеПерсонажа|3|Анна}}. Из-за уколов на предплечьях и бёдрах {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякова}} появились незаживающие нарывы, а видения сводили его с ума. | | Теперь дважды в день он колол себе три шприца четырёхпроцентного раствора морфия. Время от времени Поляков пытался воздерживаться, но это плохо ему удавалось. Морфий привозила Анна. Из-за уколов на предплечьях и бёдрах Полякова появились незаживающие нарывы, а видения сводили его с ума. |
|
| |
|
| Одиннадцатого февраля {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} решил обратиться за помощью к {{упоминаниеПерсонажа|1|Бомгарду}} и отправил ему письмо. Записи в дневнике стали отрывистыми, путанными, с многочисленными сокращениями. Тринадцатого февраля 1918 года, после четырнадцатичасового воздержания, {{упоминаниеПерсонажа|2|Поляков}} оставил в дневнике последнюю запись и застрелился. | | Одиннадцатого февраля Поляков решил обратиться за помощью к Бомгарду и отправил ему письмо. Записи в дневнике стали отрывистыми, путанными, с многочисленными сокращениями. Тринадцатого февраля 1918 года, после четырнадцатичасового воздержания, Поляков оставил в дневнике последнюю запись и застрелился. |
|
| |
|
| В 1922 году {{упоминаниеПерсонажа|3|Анна}} умерла от сыпного тифа. В 1927 году {{упоминаниеПерсонажа|1|Бомгард}} решил опубликовать дневник {{упоминаниеПерсонажа|2|Полякова}}, считая, что его записи будут полезны и поучительны. | | В 1922 году Анна умерла от сыпного тифа. В 1927 году Бомгард решил опубликовать дневник Полякова, считая, что его записи будут полезны и поучительны. |
|
| |
|
| {{конец текста}} | | {{конец текста}} |
| [[Категория:рассказы]] | | |
| | [[Категория:Упоминание самоубийства]] |
| | [[Категория:Упоминание кокаина]] |
| | [[Категория:Упоминание морфина]] |
Морфий
1927
Краткое содержание рассказа
Микропересказ: Врачу ввели морфий, чтобы снять острую боль в животе. С ней ушла и боль от того, что его бросила девушка. Он стал колоться, чтобы забыться, но втянулся, не смог слезть и покончил с собой.
Этот микропересказ слишком короткий: 187 зн. Оптимальный размер: 190—200 знаков.
Зимой 1917 года молодого врача Владимира Бомгарда перевели с глухого Гореловского участка в больницу уездного города и назначили заведующим детского отделения.
👤
Владимир Михайлович Бомгард — рассказчик, опытный и отзывчивый врач.
Полтора года доктор Бомгард лечил самые разные болезни, делал сложные операции в спартанских условиях, принимал тяжёлые роды. Теперь он отдыхал, сбросив с плеч груз ответственности, спокойно спал по ночам, не боясь, что его поднимут и увезут «в тьму на опасность и неизбежность».
Счастье — как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь. Но когда пройдут годы, — как вспоминаешь о счастье, о, как вспоминаешь!
Прошло несколько месяцев. К февралю 1918 года Бомгард начал забывать «свой дальний участок», керосиновую лампу, сугробы и одиночество. Лишь изредка, перед сном, он думал о молодом враче, который сейчас сидит в этой глуши вместо него.
К маю месяцу Бомгард рассчитывал отработать свой стаж, вернуться в Москву и навсегда распрощаться с провинцией. Однако он не жалел, что ему пришлось пройти такую тяжёлую практику в Горелово, считая, что она сделала его «отважным человеком».
Однажды Бомгард получил письмо, написанное на бланке его старой больницы. Место в Горелово досталось его университетскому товарищу Сергею Полякову. Он «тяжко и нехорошо заболел» и просил приятеля о помощи.
Сергей Поляков — университетский товарищ Бомгарда, мрачный, подвержен мигреням и депрессиям.
Бомгард отпросился у главного врача, но выехать не успел — ночью в уездную больницу привезли Полякова, застрелившегося из браунинга. Он умер, успев передать Бомгарду свой дневник. Вернувшись к себе, Бомгард начал читать.
Записи в дневнике начинались с 20 января 1917 года. После распределения в институте молодой доктор Поляков попал на глухой земский участок. Это его не огорчило — он был рад сбежать в глушь из-за личной драмы. Поляков был влюблён в оперную певицу, жил с ней целый год, но недавно она его бросила, и он никак не мог это пережить.
Вместе с Поляковым на участке работал женатый фельдшер, живший с семьёй во флигеле, и акушерка Анна, молодая женщина, муж которой был в германском плену.
Анна Кирилловна — акушерка, «тайная жена» Полякова, милая и умная женщина средних лет.
Пятнадцатого февраля 1917 года у Полякова внезапно начались острые боли в области желудка, и Анна была вынуждена впрыснуть ему порцию однопроцентного раствора морфия. После укола Поляков впервые за несколько месяцев спал крепко и глубоко, без мыслей об обманувшей его женщине.
С этого дня Поляков начал колоть себе морфий, чтобы облегчить душевные страдания. Анна стала его «тайной женой». Она очень жалела, что вколола ему ту, самую первую, дозу морфия и умоляла его оставить это занятие. В моменты, когда без новой дозы Полякову становилось плохо, он понимал, что играет с огнём, и обещал себе всё это прекратить, но после укола чувствовал эйфорию и забывал о своём обещании.
Где-то в столице бушевала революция, народ сверг Николая II, но это события Полякова мало волновали. С десятого марта у него начались галлюцинации, которые он называл «двойными снами». После этих снов Поляков чувствовал себя «сильным и бодрым», у него просыпался интерес к работе, он не думал о своей бывшей любовнице и был абсолютно спокоен.
Считая, что морфий влияет на него благотворно, Поляков не собирался от него отказываться и ссорился с Анной, которая не хотела готовить ему новые порции раствора морфия, а сам он не умел его готовить, поскольку это входило в обязанности фельдшера.
Действительно, morphium hidrochloricum грозная штука. Привычка к нему создаётся очень быстро. Но маленькая привычка ведь не есть морфинизм?…
В апреле запас морфия на участке начал заканчиваться. Поляков попытался заменить его кокаином и почувствовал себя очень плохо. Тринадцатого апреля он, наконец, признал, что стал наркоманом-морфинистом.
К шестому мая Поляков уже впрыскивал себе два шприца трёхпроцентного раствора морфия дважды в день. После укола ему всё ещё казалось, что ничего страшного не происходит, и на работоспособности его зависимость не отражается, а, напротив, повышает её. Полякову пришлось съездить в уездный город и добыть там ещё морфия. Вскоре его начало охватывать тревожное и тоскливое состояние, свойственное морфинистам.
Смерть от жажды райская, блаженная смерть по сравнению с жаждой морфия.
Доза Полякова увеличилась до трёх шприцев.
После записи, датированной восемнадцатым мая, из тетради было вырезано два десятка страниц. Следующую запись Поляков сделал 14 ноября 1917 года. В этот период он пытался лечиться и провёл некоторое время в московской психиатрической клинике.
Воспользовавшись начавшейся в Москве стрельбой, Поляков украл в клинике морфий и сбежал. На другой день, ожив после укола, он вернулся, чтобы отдать больничную одежду. Профессор-психиатр не стал насильно удерживать Полякова, уверенный, что тот рано или поздно снова окажется в клинике, но уже в гораздо худшем состоянии. Профессор даже согласился ничего не сообщать на место его службы.
Восемнадцатого ноября Поляков уже был «у себя в глуши». Он ослаб и исхудал, ходил, опираясь на трость, его преследовали галлюцинации. Процент морфия в растворе повышался, началась рвота. Фельдшер обо всём догадался, и Анна, ухаживавшая за Поляковым, умоляла его уехать.
27 декабря Полякова перевели на Гореловский участок. Он твердо решил с первого января взять отпуск и вернуться в московскую клинику, но потом понял, что не выдержит лечения, и не захотел расставаться со своим «кристаллическим растворимым божком».
Теперь дважды в день он колол себе три шприца четырёхпроцентного раствора морфия. Время от времени Поляков пытался воздерживаться, но это плохо ему удавалось. Морфий привозила Анна. Из-за уколов на предплечьях и бёдрах Полякова появились незаживающие нарывы, а видения сводили его с ума.
Одиннадцатого февраля Поляков решил обратиться за помощью к Бомгарду и отправил ему письмо. Записи в дневнике стали отрывистыми, путанными, с многочисленными сокращениями. Тринадцатого февраля 1918 года, после четырнадцатичасового воздержания, Поляков оставил в дневнике последнюю запись и застрелился.
В 1922 году Анна умерла от сыпного тифа. В 1927 году Бомгард решил опубликовать дневник Полякова, считая, что его записи будут полезны и поучительны.