Повествование ведётся от первого лица. В рассказчике угадывается сам Солженицын, который после восьми лет исправительно-трудовых лагерей был сослан на вечное поселение в пустынный казахский аул, но ссылка была снята, он вернулся в Россию (РСФСР) и поселился в деревне. Деление пересказа на главы — условное, в оригинале — три главы без названий.
Приезд Игнатича в деревню
Летом 1956 года Игнатич возвращался в советскую Россию.
После жизни в пыльной горячей пустыне ему хотелось поселиться посреди прохладных лиственных лесов, «затесаться и затеряться в самой нутряной России».
В областном центре он попросился на должность учителя математики где-нибудь подальше от города, и его отправили в место со странным названием Торфопродукт.
Торфопродукт оказался железнодорожной станцией, с которой невозможно уехать — там никогда не было билетов. Посёлок стоял между торфяными низинами, по вечерам в клубе там играла громкая музыка, а местные пьяницы пыряли друг друга ножиками. Игнатич уже начал жалеть о тишине азиатской пустыни, когда на местном базарчике познакомился с женщиной и узнал от неё, что за посёлком есть целый ряд небольших деревенек.
Новая знакомая отвела Игнатича в деревушку Тальново, где он снял угол в большом доме, который состоял из двух частей под одной крышей: тёплой и холодной.
Тяжёлая жизнь Матрёны
В доме жила Матрёна Васильевна Григорьева.
Матрёна в тот момент болела — эта хворь налетала на неё неожиданно и укладывала в постель на несколько дней. Женщина предупредила, что готовить не умеет, но Игнатич всё равно остался — это была та самая «кондовая Россия», которую он искал.
Позже Игнатич узнал, что денег Матрёна не получала многие годы — пенсии ей не платили, родные почти не помогали, а в колхозе она работала «за палочки трудодней в замусленной книжке учётчика».
Вскоре Игнатич свыкся с жизнью в Матрёниной избе, полной мышей и тараканов. Готовила она плохо — продуктов в Торфопродукт почти не привозили, и люди ели в основном картошку, сдобренную комбинированным жиром.
Той осенью Матрёна добивалась пенсии. Обнаружилось «много несправедливостей» — женщина была больна, но инвалидом не считалась; всю жизнь проработала в колхозе, а не на заводе, поэтому пенсия ей полагалась только «за утерю кормильца». Мужа у Матрёны не было уже пятнадцать лет, и теперь добыть справки о его стаже было нелегко.
Всю осень Матрёна носила справки в собес (социальное обеспечение) за двадцать километров от дома, в сельсовет (сельский совет) — за десять километров и в поселковый совет — в часе ходьбы. Остальное время она занималась хозяйством — копала картошку, добывала сено для единственной козы, воровала торф у треста, чтобы не замёрзнуть зимой.
Новый председатель урезал Матрёнин огород, оставив ей пятнадцать соток неплодородной песчаной земли, и за эти сотки заставлял её работать на колхоз бесплатно. Соседям Матрёна тоже в помощи не отказывала — любой мог позвать её помочь вспахать огород. Денег за помощь она не брала, отказывалась.
Когда в Матрёнину жизнь «врывалась временами тяжёлая немочь», за ней ухаживала близкая подруга Маша.
Фельдшерицу вызвали только однажды. Она заставила Матрёну сдать анализы, посылала их в районную больницу, но дело заглохло.
Прошлое Матрёны
Матрёна рассказывала Игнатичу, какие тяжёлые мешки таскала в молодости и как однажды остановила на ходу испуганного коня. Но бесстрашной Матрёна не была — она боялась пожара, молний и поездов.
К зиме жизнь Матрёны наладилась — ей стали платить пенсию, да и от жильца плата шла. Она справила себе валенки и пальто, в подкладку которого зашила двести рублей — себе на похороны.
О прошлом Матрёна своего жильца не расспрашивала — тот сам сообщил ей, что много лет провёл в тюрьме. Игнатич тоже «не бередил её прошлого», даже не предполагая, что в жизни Матрёны было что-то значительное.
Однажды к нему пришёл Фаддей Григорьев, отец самого нерадивого ученика в школе.
Он просил поставить хорошую оценку своему младшему сыну — самому злостному двоечнику в классе Игнатича. Борясь за высокий процент успеваемости, районные школы переводили из класса в класс даже самых отпетых двоечников, но Игнатич не хотел ставить незаслуженные оценки и отказал Фаддею.
Поздно вечером Матрёна призналась, что когда-то чуть не вышла за Фаддея замуж, но он не вернулся с Первой мировой войны. Прождав три года, Матрёна вышла замуж за его младшего брата Ефима и переехала в дом, где и прожила всю жизнь — раньше он принадлежал Григорьевым.
Летом сыграли свадьбу, а осенью Фаддей вернулся из венгерского плена.
Жениться на местной Фаддей не стал, разыскал в соседней деревне невесту с именем Матрёна, построил отдельную избу, наплодил детей. Сама Матрёна рожала шесть раз, и ни один ребёнок не выжил. Потом Ефим ушёл на Вторую мировую войну и пропал. Оставшись одна в огромной избе, Матрёна взяла на воспитание дочку Фаддея Киру и недавно выдала её замуж за молодого машиниста.
Теперь только Кира помогала одинокой старухе.
Гибель Матрёны
Матрёна завещала Кире холодную часть своей избы. Через несколько дней мужу Киры выделили участок земли. Чтобы удержать его, надо было срочно что-нибудь построить, но лес на торфяниках давно вырубили. К Матрёне зачастил Фаддей с просьбой отдать горницу, и та согласилась.
Февральским утром Фаддей с сыновьями мигом разобрали строение, но вывезти брёвна сразу не удалось — разыгралась метель, потом началась оттепель. Трактор с большим санным прицепом приехал только через две недели. Весь сруб на санях не уместился, и сыновья Фаддея на скорую руку сколотили ещё одни сани. Две ходки трактористу делать не хотелось, поэтому к трактору привязали оба прицепа.
Выехали поздно вечером, угостившись самогоном. Матрёна увязалась следом. Ночью к рассказчику пришли четверо в железнодорожных шинелях. Пришедшие начали расспрашивать, с этого ли двора уезжал трактор и пил ли тракторист перед отъездом. О пьянке Игнатич умолчал, а после ухода незваных гостей бросился убирать остатки попойки. Железнодорожники ничего не объяснили, о беде рассказала прибежавшая вскоре Маша.
На переезде через рельсы самодельные сани застряли и начали разваливаться, Матрёна бросилась помогать мужикам. В это время со стороны станции шли два сцепленных паровоза с выключенными фарами, налетели на сани и раздавили суетившихся возле них людей, в том числе и Матрёну. Оба машиниста с трудом остановили скорый поезд, который в это время тоже шёл от станции.
Похороны Матрёны
Отпевали и оплакивали Матрёну на следующий день. Хозяйством мигом завладели три её сестры, о которых раньше и слышно не было. Кирин муж, машинист, попал под суд, поскольку должен был предупредить о перевозке брёвен через пути, но не сделал этого.
Искорёженные рельсы на переезде ремонтировали три дня. Ремонтники грелись у костров, сложенных из остатков горницы, а первые, уцелевшие сани так и остались стоять у переезда и это терзало душу жадного Фаддея. Получив, наконец, разрешение, он свёз остатки горницы к себе во двор, а на следующий день похоронил сына и женщину, которую когда-то любил. Из Матрёниного наследства ненасытный старик вытребовал себе сарай, где жила коза, и забор, остальное разобрали сёстры. Искренне горевала по Матрёне только Кира.
Избу Матрёны заколотили, и Игнатич переселился к одной из её родственниц. Та рассказала об умершей много нового. Муж Матрёну не любил и имел любовницу; хозяйкой она была плохой, нечистоплотной, за достатком не гналась и бесплатно помогала чужим людям.
Игнатич слушал эти неодобрительные речи и вспоминал чудесную женщину, которая о людях думала больше, чем о вещах, бесплатно работала на других, и, брошенная мужем, похоронившая шестерых детей, осталась открытой и общительной.
Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша. Шаблон:/цитата
За основу пересказа взята редакция рассказа из собрания сочинений в 30 томах, 2006 г.