У крестьянки-вдовы Татьяны умер единственный сын Вася, сильный двадцатилетний парень, «первый на селе работник». Барыня, владелица села, в котором жила Татьяна, явилась выразить ей сочувствие.
Войдя в дом, барыня увидела, что вдова стоит перед столом и глотает пустые (без мяса) щи из закопченного горшка. Лицо Татьяны «осунулось и потемнело, глаза покраснели и опухли», левая рука висела плетью, но держалась она прямо, как в церкви. Поедая щи, вдова словно справляла тризну по умершему сыну.
Барыня удивилась, что Татьяна ест, словно ничего не случилось.
Потеряв несколько месяцев назад девятимесячную дочь, барыня пребывала в таком горе, что отказалась снять дачу под Петербургом и всё лето прожила в городе, упиваясь своей жертвой.
Татьяна тем временем продолжала хлебать щи. Не вытерпев, барыня возмущённо поинтересовалась, почему у вдовы от горя аппетит не пропал – неужели она не любила своего сына. Татьяна ответила, что со смертью Васи и её жизнь кончилась, словно с неё живой голову сняли, но щи выливать нельзя – они посолены.
Барыня пожала плечами и ушла. Она не знала, насколько дорого для крестьян стоила соль. Для неё-то соль была дешева.