Шарманка (Платонов)
Очень краткое содержание[ред.]
Далёкий район СССР, начало 1930-х годов. По дороге шли странствующие культработники Алёша и девушка-подросток Мюд с механическим человеком Кузьмой — железным аттракционом, который произносил лозунги. Они встретили датского профессора Стерветсена с дочерью Сереной, которые хотели купить советскую «надстройку» — идеологический энтузиазм — для грустной Европы.
Алёша с Мюд попали в кооперативное учреждение, которым руководил Щоев с заместителем Евсеем. Щоев устроил бал с испытанием новых форм еды из природных материалов — щей из крапивы, каши из саранчи. Гости мучились от несъедобной пищи, но терпели. Щоев решил продать иностранцам идеологические директивы за валюту, обменяв их на заграничные костюмы.
Алёша выдумал механизмы для автоматизации учреждения, но Кузьма сломался, и Алёшу обвинили в создании оппортуниста. Мюд с револьвером заставила всех признать свою вину, застрелила Евсея, но тот остался жив. Стерветсен отказался покупать «надстройку», увидев, что это лишь бюрократические циркуляры.
На собрании пайщиков решали, кого послать в Европу как носителя идеологии. Алёша разобрал Кузьму на части, из железного тела вырвалось облако жёлтого дыма — «отработанный газ, оппортунизм». Алёша признал себя классовым врагом и присмирел. Мюд ушла одна с шарманкой.
Щоев получил документ о ликвидации их района из-за газового угара в почве.
«…Ваша Песчано-Овражная коопсистема… обращается к ликвидации…» … Не понимаю. Как же мы были, когда нас давно нет?! … Так ведь мы угаром, стало быть, дышали… Как же тут поймёшь: сознательно ты существуешь или от угара?!
Рабочие начали разбирать здание учреждения. Стены рухнули, открылась пустота района. Вдалеке играла шарманка — это ушедшая Мюд пела о пешеходах, идущих в безвестную свободу.
Подробный пересказ по актам и картинам[ред.]
Названия актов и картин — условные.
Акт 1. Кооперативная система в далёком районе[ред.]
Картина 1. Встреча странствующих артистов с датским профессором[ред.]
По пустынной дороге в далёком районе страны шла странная группа: молодой человек в соломенной шляпе вёл за руку механическое устройство в форме низкого широкого человека — железного Кузьму, который важно вышагивал и хлопал ртом, словно дышал. Рядом шла девушка-подросток.
Мюд жаловалась, что ей стало скучно жить на свете. Алеша утешал её, обещая, что скоро наступит социализм и все обрадуются. Когда девушка спросила, что будет, если у неё заболит сердце, он ответил:
Ничего, Мюд, скоро будет социализм – тогда все обрадуются. ... А если у меня сердце отчего-то заболит?! ... Ну что ж: тогда тебе его вырежут, чтоб оно не мучилось.
Мюд решила, что её сердце болит оттого, что она оторвалась от масс. Алеша обещал изобрести её заново, когда наступит социализм. Девушка попросила Кузьму сказать что-нибудь умное. Алеша манипулировал устройством в обшлагах железного человека, и тот начал произносить политические лозунги, называя Мюд то оппортункой и рвачкой, то классовой прелестью и ударником бедняцкой радости.
К ним подошли несколько строителей с инструментами и флагом. Мюд спросила, ударники ли они. Один из строителей попросил сыграть музыку для упоения. Алеша завёл Кузьму и начал играть на шарманке. Кузьма запел песню о всемирном пролетариате и классовых врагах. Строители предложили купить железного оппортуниста для утехи, но Алеша отказался брать деньги, предложив вместо этого понизить расценок на постройке.
После ухода строителей появились двое иностранцев — датский профессор с дочерью, оба с чемоданами и в дорожных плащах. Девушка носила револьвер на бедре.
Стерветсен объяснил на ломаном русском языке, что они приехали как неимущий дух, раскулаченный в своей стране. Он говорил о том, что читал про советскую власть и хочет приобрести горячий дух из государственной надстройки СССР.
У нас в Европе много нижнего вещества, но на башне угас огонь. Ветер шумит прямо в наше скучное сердце – и над ним нет надстройки воодушевления… У нас сердце не ударник…
Профессор спрашивал, где можно закупить надстройку, предлагая взамен алмазный заём, корабли с зерном, датские сливки, авиаматки и монгольских женщин. Кузьма грозно рычал, называя это хитростью классового врага. Алеша возмутился, что профессор хочет закрыть у них поддувало. Серена предложила купить хотя бы установку или директивку. Мюд потребовала у неё револьвер для культурной революции, и Серена отдала оружие. Иностранцы ушли, оставив чемоданы.
Картина 2. Кооперативная контора и её руководители[ред.]
В тесном учреждении, похожем на барак, за громадным столом сидел заведующий кооперативной системой. На столе стоял рупор-труба для разговора со всем городом. Щоев попросил тишины, чтобы задуматься. Его желудок начал ворчать.
Щоев спросил своего заместителя Евсея, что они дают непайщикам. Тот ответил, что сегодня клей, завтра книгу для чтения, а вчера давали мухобойный порошок. Щоев задумался, что будут есть птицы, когда мух уничтожат. Евсей сообщил, что птиц южные кооперативы уже заготовили, так что весной ожидается пустое небо.
За окном заиграла шарманка. Евсей предложил подать музыканту монету, но Щоев возмутился такой растратой средств. Через переговорную трубу сообщили, что грибки червиветь начинают. Евсей вернулся с двадцатью рублями, которые дал музыкант на дирижабль. Щоев удивился, что встретил энтузиаста, и велел привести его для наблюдения.
Евсей привёл Алешу с шарманкой и Мюд. Кузьма не прошёл в узкую дверь и остался снаружи. На вопрос Щоева, кто они такие, Алеша ответил, что они пешие большевики, идущие по колхозам и постройкам в социализм. Щоев задумчиво произнёс, что социализм — далёкий прекрасный район. Он предложил девочке конфетку, но Мюд отказалась, назвав Евсея неклассовым лицом.
Щоев объявил, что любит всех трудящихся и это поколение. Алеша попросил разрешения строить социализм, потому что играть на музыке — сердце болит. Мюд сказала, что ей скучно жить пешком, она хочет ударничества. Щоев спросил, могут ли они организовать массы. Алеша признался, что может только дирижабль выдумать. Тогда Щоев решил привлечь их как музыкальные силы для утешения руководства.
Алеша заиграл на шарманке грустную песенку. Мюд запела о пешеходах, ушедших в безвестную свободу. Щоев склонился на стол и заплакал от тоски. Евсей и всё учреждение тоже плакали. Щоев воскликнул, что нужно организовать массы, но Евсей возразил, что тогда не хватит овощей. Алеша играл танцевальный мотив, и учреждение двигалось в такт, сидя на местах.
Картина 3. Продовольственные трудности и нашествие птиц[ред.]
На следующий день Щоев сидел один в учреждении, жуя пищу. Он жаловался, что народ стал прожорлив, строит корпуса и башни, хочет есть три раза, а ему приходится всех угощать. За окном слышались крики птиц — их били и морили. Щоев размышлял, что идеологической надстройки у них мало.
Трудно всё-таки быть кооперативной системой! Лучше б я предметом каким-нибудь был или просто потребителем… Что-то у нас идеологической надстройки мало: не то всё выдумали уже, не то ещё что!
Вошёл Клокотов, весь покрытый птичьими перьями. Он доложил, что план срывается — они взяли установку на организацию рачьих пучин, а теперь птица летит. Щоев спросил про раков в пучинах. Клокотов ответил, что раки молчат, рано ещё. Евсей принёс картонные кружочки с номерами и штемпелями — птица прибыла с документами, она организованная.
Вбежал Опорных в длинных сапогах, весь мокрый, и сообщил, что рыба поперла, а птица её жрёт. Щоев задумался, нет ли крупных животных, которые съели бы птицу. За сценой нарастал шум — летела новая туча птиц. Евсей предложил пальнуть по стаду из пушки артиллерийского кружка Осоавиахима. Щоев разрешил.
Вернулись Алеша и Мюд, оба в птичьих перьях. Они заготовили тысячу штук птиц. Мюд жаловалась, что им скучно, природа-фашистка дует, а Кузя плачет. Алеша втащил их в окно. Щоев попросил сыграть что-то мотивное. Раздался тихий удар пушки, и задняя стена учреждения медленно повалилась. Открылся районный ландшафт с кооперативными лавками и воротами парка культуры и отдыха, у которых стояла очередь во главе с Кузьмой.
Четыре девушки-осоавиахимовки принесли на носилках Евсея и Клокотова. Те объяснили, что пушка час разгоралась, а потом стрельнула в них — она бьёт вниз, на дуле висит лозунг. Щоев велел девушкам поднять стену обратно, чтобы он не видел массы и не рассеивался. Девушки легко подняли бревенчатую стену и поставили на место.
Акт 2. Эксперименты с новой едой и торговля идеями[ред.]
Картина 4. Экспериментальный пир с новой пищей[ред.]
Учреждение было оборудовано механизмами. У задней стены лежали иностранные чемоданы. Евсей и Алеша проверяли готовность. Евсей переоделся в заграничный костюм из чемодана Стерветсена. Он доложил о готовности пищи: суп из крапивы, щи из кустарника с дубовым салом, механические бутерброды, компот из деляческого сока, котлеты из чернозёма, каша из саранчи и муравьиных яичек, сладкое из клея и кваса.
Щоев объявил о вечере испытаний новых форм еды. Он говорил, что они нарвут злаков, сделают муку из рыбы, вытащат раков, обратят птичий помёт в химию, составят суп из сала мёртвых костей и заварят квас из дикого мёда с муравьиной кислотой.
...мы из лопухов блины такие испечём, что ты их будешь есть с энтузиазмом! Мы всю природу в яство положим, всех накормим дешёвым вечным веществом… Еда же – одна социальная условность...
Прибыли гости: Стерветсен с Сереной и ящиком продуктов, Клокотов, выдвиженка Евдокия, служащие с жёнами, Опорных с маленькой женой, представитель пайщиков Годовалов, пожарный и милиционер. Стерветсен передал Евсею ящик с продуктами. Щоев произнёс речь о необходимости преодолеть недооценку и испытать силу новой пищи в глубине туловищ.
Алеша включил механизм, который начал аплодировать и кричать «ура». По конвейеру выплыла громадная деревянная чашка с паром — первое блюдо. Гости начали есть. Щоев и Евсей на трибуне ели пищу из ящика Стерветсена — колбасу и сыр. Опорных спросил, навеки ли учреждены такие щи или это кампания. Евсей велел ему есть молча и испытываться.
Алеша включил шарманку, которая заиграла вальс. Гости начали танцевать: Алеша с Сереной, Опорных с женой, Стерветсен с выдвиженкой Евдокией. Опорных, прижимая к себе жену, блевал через её голову в урну, не останавливая танца. Стерветсен припал к роялю, побледнев. Евсей почтительно держал перед ним урну. Всех танцующих сводила рвотная судорога, но танец продолжался.
Серена после рвоты сразу повеселела и танцевала одна, прося отца сыграть фокстрот. Она пела грустную песню о погибшем матросе и просила Алешу обнять её с большевистским мужеством. Алеша отстранял её, говоря, что она буржуйка и неинтересна. Гости корчились от желудочных мук. Кузьма за окном плакал — по железному лицу сочилась влага. Мюд попросила Алешу взять их к себе, им скучно.
Стерветсен попросил отпустить им горячий дух из государственной надстройки или продать установку. Щоев согласился отгрузить идеологические установки за валюту. За сценой раздался взрыв коллективной тошноты. Евсей и милиционер с пожарным улыбались, говоря, что у гостей нет выдержки.
Картина 5. Ночные переговоры о продаже надстройки[ред.]
Ночью в учреждении спали Мюд, обняв Кузьму, Евсей на стуле и Серена на конторке. Щоев, Алеша и Стерветсен бодрствовали за столом. В открытое окно были видны звёзды. Щоев объяснял профессору, что установки хранятся не в амбаре — их складывают в миллионы выдержанных личностей, каждую надо страховать, беречь от разложения, прорабатывать. Он рассказал, что одну идеологическую резолюцию три года прорабатывали, сорок тысяч пайщиков привлекли, четырнадцать кампаний провели, тридцать семь инструкторов бросили в гущу членства.
Алеша предложил свезти надстройку сам — у него внутри много революционности. Стерветсен объяснял, что в Европе тихо стало в сердце, а у советских граждан оно ударник в радость. Бедная интеллигенция желает их душу. Щоев возразил, что у них контроль рублём. Кузьма со сна бормотал, что нужно соглашение с капитализмом.
Стерветсен предложил купить директивку. Евсей назвал цену — тридцать семь рублей, стоимость костюма. Профессор согласился отдать костюмы. Евсей раздел Стерветсена и Клокотова, переодевшись в заграничную одежду. Стерветсен получил несколько бумаг — циркуляр о принципах самовозбуждения энтузиазма и примечания к уставу о культработе. Кузьма вынул из себя бумажку и отдал профессору, получив взамен жилетку и брюки.
Алеша спросил Щоева, отчего у него болит сердце, глядя на людей. Щоев ответил, что оно невыдержанное. Евсей предложил продать Кузьму как надстройку — он человек твёрдый, выдержанный, разумный. Щоев согласился. Кузьма сказал, что не хочет жить, боится ошибиться, хочет остаться железным и не скатиться с установки.
Акт 3. Разоблачение и ликвидация[ред.]
Картина 6. Собрание пайщиков и разрушение учреждения[ред.]
Учреждение опустело, механизмы исчезли. Шло собрание пайщиков. Щоев, Евсей, Опорных, Годовалов и Клокотов были в заграничных костюмах, Кузьма — в жилетке и брюках. Стерветсен и Серена оделись плохо — профессор в кацавейку и ватные штаны, дочь в ситцевый капот. Щоев сказал, что никого подходящего для продажи нет — все выдержаны, у всех внутри бушует что-то светлое. Евсей предложил отослать девчонку Мюд. Та заявила, что определённо против, назвав Щоева сволочью, аллилуйщиком и гадом бедного класса.
Годовалов предложил продать Евсея — дорог человек. Первая служащая попросилась в командировку, говоря, что в ней скрывается роскошное обаяние духа. Евсей предложил отправить Кузьму — он человек твёрдый, выдержанный, разумный. Щоев спросил Кузьму, может ли он быть живым. Тот ответил, что не хочет жить, боится остаться железным, боится скатиться с установки. Серена попросила отца купить Алешу, но профессор отказался — тот разложился.
Алеша вскочил на трибуну и объявил, что поедет к буржуям — в нём бушует идейная душа. Серена пообещала дирижабль. Алеша согласился сгореть в Европе за такую машину. Мюд спросила, с кем она останется, умрёт от оппортунизма. Алеша вывел Кузьму, отвинтил ему голову и разобрал на части. Из тела вырвалось облако жёлтого дыма — отработанный газ, оппортунизм. Клокотов сложил остатки Кузьмы в мешок.
Щоев обвинил Алешу в том, что тот выдумывает оппортунистов и хочет испортить массу. Велел подать заявление, что осознал ошибку, и признать себя классовым врагом. Собрание зашумело, называя Алешу предателем, примиренцем, вредителем, фашистом. Алеша растерялся, не зная, как жить дальше. Он признался, что был единоличным талантом, думал без руководства. Стал называть себя ошибочником, двурушником, присмиренцем, механистом, маской классового врага.
Я сознаю себя ошибочником, двурушником… А вы думаете редко и чётко, вы – умнейшие члены! А я полагал про вас что-то скучное, что вы бюрократическое отродье, сволочь, кулаческая агентура, фашизм.
Стерветсен отказался от сделки — это брак, а не надлежащая надстройка. Мюд вынула револьвер и направила на Щоева и Евсея, требуя кончаться. Евсей заплакал обильно — впервые в жизни. Мюд выстрелила в Евсея, он упал. Щоев попросил Алешу отпустить музыкальный напев. Евсей с пола сообщил, что не кончается никак. Щоев велел ему не спешить. Гости ушли спать.
Остались Щоев, Евсей, Стерветсен, Серена, Мюд, Алеша, пожарный и милиционер. Щоев спросил Алешу, отчего у него сердце болит, глядя на людей. Алеша ответил, что сделал оппортуниста, и душа печально болит. Евсей велел подать заявление, что чувствует немую тоску. Собрание постепенно укладывалось спать на пол. Мюд взяла шарманку и пошла к двери. Стерветсен попросил приобрести её для Европы — надстройка это она. Мюд отказалась, сказав, что любовь ей не нужна, она сама любит — товарища Сталина.
Прощай, гад присмиренец! … Эх вы, гуща низовая!.. … Разрешите приобрести вас для Европы. Надстройка – это вы! … Нет. Мне любовь не нужна. Я сама люблю. … Товарищ Сталин.
Мюд ушла. Щоев вздохнул. Опорных спросил, кто их утешит теперь. Клокотов предложил перейти к текущим делам — завтра рано вставать, план выполнять. Стерветсен разъярился, назвал всех обманщиками, рвачистами, аллилуйщиками, заявил, что у них нет установок и надстройки, они оппортунисты. Он с дочерью начали сдирать с Щоева и Клокотова свою бывшую одежду.
Щоев читал бумажку, вышвырнутую Стерветсеном, и объявил, что их уже нет — коопсистема обращается к ликвидации, населённый пункт сносится ради промышленной эксплуатации подпочвы, в которой содержится газовый угар. Клокотов понял, что они угаром дышали. Щоев задумчиво произнёс, что это объективная причина несознательности районного населения.
Раздался стук топоров. Отвалились бревна в задней стене, работали двое рабочих. Верхняя часть учреждения ушла в высоту, стены развалились. Открылась пустота мира — бесконечный районный ландшафт. Издали послышалась шарманка — играла ушедшая Мюд. Музыка была торжественна и трогала скучное чувство человека.
В страну далёкую
Собрались пешеходы,
Ушли от родины
В безвестную свободу.
Чужие всем –
Товарищи лишь ветру…
В груди их сердце бьётся без ответа…
У Щоева разгорелось бурчание в желудке, он тёр живот. Собрание безмолвно лежало вниз лицом. Стерветсен и Серена одиноко стояли среди поверженного учреждения. Серена спросила, что всё это такое. Отец ответил, что это надстройка души над плачущей Европой.