В жизни одного человека прошли четыре времени года, проведенные на чужбине.
Весна пришла, и хотя она была в чужой стране, это всё равно была настоящая весна с синим небом и ясной далью.
Зимними ночами, после трудового дня, человек сидел у камина, мечтая у огня. У него были добрые книги и пылающий в чашах грог. Рядом думал свои собачьи думы старый шотландский бульдог.
Осень застала человека в дальних краях. Везде осень была чужой, не своей. Во дворах появлялись сербы с шарманками, у которых везде был одинаково умоляющий взор.
Человек прожил у чужих и осень, и зиму, и весну. Но одного у них не было - бабьего лета.
Для этого времени года даже не нашлось слова в толстых чужих словарях. Там был только август, ущерб и увядание.
Русское лето осталось в России, с запахами пыльной травы и небом старинной, темной, густой синевы. Там по утрам звучала пастушья жалейка, цвел поздний и горький волчец. И человек мечтал, чтобы узкоколейка шла из Парижа в его родной Елец.