Худая трава (Бунин)
Очень краткое содержание[ред.]
Русская деревня, начало XX века. На Петров день батрак Аверкий почувствовал слабость после праздничного обеда. Он проработал в батраках тридцать лет и теперь понял, что смертельно болен.
Аверкий попросил дурочку Анюту сходить за его женой. Жена забрала его домой, где он устроился в старой риге на телеге без колёс. Дождливая погода мучила больного, но он радовался возвращению домой и свободе от забот.
На престольный праздник приехали дочь с зятем. Они отвезли Аверкия в больницу, но лекарства не помогли. Осенью он ещё больше ослабел. Жена потеряла телушку, которую нашли зарезанной в лесу, но Аверкий уже равнодушно отнёсся к этой беде.
С наступлением первого снега Аверкий перебрался в избу. В сумерки к нему пришёл священник для исповеди и причастия.
— Батюшка! Ну, как по-вашему, — вы это дело хорошо знаете, — есть уж она во мне? И священник ответил ему громко и поспешно, почти грубо: — Есть, есть. Пора, собирайся!
В темноте Аверкию стало легче. Ему представился летний день и его будущая могила, над которой причитала дочь. Он умер так тихо, что жена не сразу заметила его смерть.
Подробный пересказ по главам[ред.]
Названия глав в пересказе — условные.
Глава 1. Аверкий заболевает в Петров день[ред.]
В Петров день Аверкий слёг, разговевшись после поста. Молодые работники умылись, причесались, надели праздничную одежду и весело обедали, хохотали за столом. Аверкий же ел молча, чувствуя слабость и равнодушие.
Он был уже в той поре, когда хорошие, смирные мужики, много поработавшие, начинают плохо слушать, мало говорить и со всем соглашаться, думать же что-то иное, своё.
Аверкий прослужил батраком тридцать лет. Он был высок и нескладен, очень худ, но с благообразным лицом и седеющей бородой. Всё, над чем смеялись за обедом, казалось ему ненужным. Он ел неспешно, как молитву, понимая, что эта трапеза может быть последней.
Глава 2. Болезнь усиливается. Решение уйти домой[ред.]
Аверкий вернулся бледный, с дрожащими ногами, и попросился у стряпухи на печку. Он понимал, что захворал без отлёку, что стал «оброчным кочетом». Давно он перемогался, тайком покупал водки и соды, как больные собаки ищут траву для исцеления.
Больные собаки уходят со двора, ищут по межам, по лесным опушкам какую-то тонкую, лишь им ведомую траву, и едят её — тайком ищут себе помощи.
В дремоте он думал о том, чтобы пойти в Киев, в Задонск, в Оптину — дело настоящее, чистое, лёгкое. К нему зашёл старик-плясун, караульщик сада, всегда хмельной и болтливый. Он жаловался на свою тяжёлую жизнь, на то, что один сторожит большой сад.
Зверь, и тот забивается умирать в свою собственную норь... Нет, конец, домой пора!
Глава 3. Дурочка Анюта и её гадание о смерти[ред.]
В сумерки Аверкий очнулся. В избе сидела дурочка Анюта, скитавшаяся по господам и мужикам. Она была толстая, стриженая, плакала от обиды на стряпухин мальчишку, который не давал ей уснуть. Анюта вспоминала золотое время, когда у неё было тридцать шесть рублей.
Аверкий попросил Анюту сходить к его старухе и сказать, чтобы пришла за ним. Анюта согласилась, но рассказала, что ходила к Пантюше погадать насчет Аверкия. Гадание вышло плохое — Пантюша набрал земли на сковородку, лёг под святые и запел, посыпая себе лицо землёй.
За окном тонкий серп месяца блестел над чёрной равниной. Далеко на селе девки пели старинную величальную песню. Аверкий вспомнил далёкую встречу с молодой девушкой у заводи, когда он был молод.
Глава 4. Встреча со старой женой. Воспоминания о молодости[ред.]
На другой день пришла за ним жена. Она ласково и заботливо убрала его добришко — армяк, онучи, подпояску — и повела домой, говоря: «Пойдём, пойдём, батюшка. Будя, поработал. Весь свой век ждала тебя».
Аверкий радовался первое время — вот он и дома, отслужился! Он лёг не в избе, а на своём гумнишке, в старенькой риге, заросшей лебедою. Лежал в телеге без колёс, и день и ночь веял на него сырой ветер с огородов.
Они обсудили все дела со старухой, пожалели дочь, рано выданную в дальнее село. Дочь не ехала — верно, не пускала погода. Мучила плохая погода: с утра светило солнце, к обедам заходили тучи, поднимался холодный ветер, бежал косой дождь.
Худел и слабел Аверкий не по дням, а по часам. Но, чувствуя, что смерть овладевает им без мук, часто говорил старухе: «Ничего, ты не бойся, я удобно помру». Когда у старухи пропала телушка и собаки принесли её голову, Аверкий равнодушно махнул рукой: «Смолоду не наживали, а теперь не к чему».
Глава 5. Возвращение домой к жене[ред.]
Дочь с мужем посулились приехать на престольный праздник, ко второму Спасу. Было решено, что зять свезёт Аверкия в больницу, покажет доктору. Аверкий согласился и на день-два ожил. К нему воротились обычные человеческие чувства.
С помощью старухи он с раннего утра умылся, причесался для гостей. В обеды он лежал и прислушивался: не идут ли? Наконец показался зять, за ним дочь с девочкой, сзади старуха. Зять был высокий, с зеленоватыми волосами, подбрит и наряжен.
Глава 6. Приезд дочери с зятем. Планы лечения[ред.]
Дочь удивила Аверкия своею красотой, скромностью, длинными опущенными ресницами, лиловым сарафаном. Она вела за руку белобрысую девочку в зелёном платьице. Гости поклонились Аверкию, поцеловались с ним, заговорили бодро, но не сводили с него глаз.
Аверкий сравнивал дочь со старухой: нет, моя душевнее была! Дочь была хороша и скромна, но у неё было больше спокойствия, сдержанности. Дочь трогала его красотою, а старуха — лаптями, усталостью, искренностью. Ему прислали чашку зелёного кваса с салом, но он не смог доесть.
Он устал, задохнулся, лёг на спину. Квас запенился, в него нападало много мух. Аверкий рассматривал свою руку, голубые ногти. Дивила его ладонь — впалая, сухая, блестящая, будто натёртая воском. Подумав о больнице, он насмешливо улыбнулся.
Глава 7. Любовные переживания зятя. Разговоры о смерти[ред.]
Перед вечером прошёл недолгий дождь. К воротам подошёл зять, слегка хмельной, с гармонией. Он томно смотрел в одну точку, играя. Против него стояла солдатка — бледная женщина с серебристыми глазами. Они звали друг друга взглядами, словами бесконечной «страдательной».
Улица осталась возле риги до поздней ночи. Поздно ночью небо расчистило, две большие звезды глядели в ригу. Аверкий думал: «Значит, так надо, значит, ему дочь моя нехороша, иную надо». Зять проводил солдатку, а потом вернулся в ригу.
Чтобы показать, что не обижается, Аверкий пошутил про петуха, ночевавшего на козле. Зять спросил, почему он не спит. Аверкий ответил, что почесть никогда не спит.
— Худая трава из поля вон, — пошутил Аверкий. — А чую — конец. Чую — она. Ночью скучаю, пуще всего как полуночная звезда-зарница взойдёт.
Зять стал засыпать, сумрачно похрапывая. Аверкий хотел ещё поговорить, сказать что-нибудь дружелюбное, но зять строго велел ему спать. Аверкий смолк, хотелось сказать: «Ах, хороша любовь на свете живёт!» Он лежал, думал и затаивал дыхание, стараясь представить себя в могиле.
Утром настало весёлое. Зять проснулся, свежо зевнул. Старуха с дочерью нарядили Аверкия в ситцевую рубаху, серые брюки, кожаные бахилки, полушубок и большую шапку. После риги небо показалось ему бесконечно просторным, воздух — упоительным. О больнице не хотелось думать: и так было хорошо.
Глава 8. Последние месяцы жизни Аверкия[ред.]
Прошёл ещё месяц. Жизнь ещё больше отодвинулась от Аверкия. Чёрные катышечки в жёлтом порошке не помогли, только палили изжогой. Но он ел их двадцать дней. С людьми он мысленно уже простился — они забывали о нём, заходили всё реже.
Заходил солдат, побывавший в Порт-Артуре и в Японии. Он не рассказал ничего путного ни о войне, ни о плене. Заходила Анюта — с ней Аверкию было легко. Заходил старик-плясун, приносил яблоки и болтал без умолку, дыша перегаром.
Заходил дьячок в парусиновом подряснике. Он пошутил над болезнью Аверкия, потом сказал: «И возвратится персть в землю, яко же бе, и дух возвратится к Богу». Аверкий торопливо ответил: «Избавь Бог! Как можно того миновать!»
Только далёкие сумерки на реке, далёкую встречу свою с той молодой, милой... ощутительно помнил он да ясно видел лицо дочери.
Глава 9. Смерть Аверкия зимой[ред.]
Наступила зима. Внезапно пришла первая метель, и жизнь в Аверкии вспыхнула ещё раз. Приехала дочь — её девочка умерла осенью, это снова сделало её молодой и свободной. Дочь стояла в голубом шерстяном платье, на волосах блестели остинки снега.
На дворе сизели сумерки, но светло было от снега. В избу, весь в снегу, вошёл священник. «Где он тут у вас?» — бодро крикнул он, и голос его раздался, как голос самой смерти. Аверкий приподнялся и замер в ожидании, как вставший из гроба.
Исповедовавшись, причастившись, Аверкий чуть слышно спросил: «Батюшка! Есть уж она во мне?» Священник ответил громко и поспешно: «Есть, есть. Пора, собирайся!» Аверкий покорно лёг, зажав свечу в костлявых пальцах. Старуха вынула свечу и села возле него.
В тишине и темноте Аверкию стало легче. Представился ему летний вечер в зелёных полях, косогор за селом и на нём — его могила. Кто это так звонко причитает над нею? «Ах, это дочь!» — подумал Аверкий с радостью, с нежностью.
Умер он в тихой, тёмной избе, за окошечком которой смутно белел первый снег, так неслышно, что старуха и не заметила.