Широко известный педагог-новатор, директор павлывшской школы, написал книгу «Как воспитать настоящего человека». Цитата наугад: «Школа — колыбель народа, колыбель духа и культуры народной…». Сухомлинский, может быть, впервые после Крупской и Макаренко обратился к педагогической этике, самой необходимой из наук, обслуживающих педагогику. Педагогика без психологии слепа и глуха. Но педагогика без без этики — бездушна и бездуховна.
Новая книга Сухомлинского — это собрание бесед с будущими властителями земли. Их он учит смелости, стремлению к знаниям, умению подчиняться долгу, умению чувствовать людей и обуздывать свои прихоти.
Чтобы ребёнок слышал педагога и был готов вступить в мир высоких идей, нужно дать ему радость, счастье. Несчастный ребёнок нравственной красоты не может постичь ни умом, ни сердцем; нужно сделать сердце ребёнка тревожным, отзывчивым, хрупким…
Для Сухомлинского духовно богатый человек тот, кому доступен весь спектр человеческих чувств и отношений. С Сухомлинским в педагогике появляются слова, прежде ей неведомые: «искупление», «счастье бытия», «мольба».
Давно, а может быть и никогда, не говорили в педагогической книге о духовной готовности человека принадлежать другому человеку, быть его любимым существом; о могучей силе соучастия; о горе, страдании, отчаянии, смятении; о смерти и бессмертии; о сокровенном и неприкосновенном в человеческих отношениях; о необходимости недомолвок; о странностях человека
Сухомлинский возродил старое и немодное понятие об искуплении вины. Вину, если она есть, нужно искупить — работой, деятельностью, делом: «Там, где преобладает утверждение, царит творческий труд, взаимное доверие, учителю и родителям легко дышится, воспитуемые повинуются воле воспитателей. Там же, где постоянно осуждают, вся школьная жизнь становится тягостной, учителю и родителям невыносимо трудно».
Сухомлинский был страстен. В последние годы жизни он порою не говорил, а взывал, кричал; он не боялся некоторого ригоризма… Может быть на него давил груз восемнадцати неопубликованных книг.
Изнурённое сердце Сухомлинского успокоилось навсегда. Его клокочущее сердце с годами всё больше тревожит совесть совестливых, «потому что школа — колыбель народа, колыбель духа и культуры народной…».