Пролётный гусь (Астафьев)
Очень краткое содержание[ред.]
Послевоенная Россия, 1945—1949 годы. Демобилизованный солдат Данила Солодовников познакомился в эшелоне с медсестрой Мариной.
Они случайно высадились на станции Чуфырино, где поселились у Виталии Гордеевны. Данила устроился слесарем в вагонное депо, Марина — медсестрой в школу. Вскоре у них родился сын Аркаша, но мальчик был слабым и болезненным.
Данила начал охотиться, чтобы добывать мясо для больного ребёнка. Однажды поздней осенью он отправился на охоту в непогоду.
Нельзя ему, нельзя пустым домой возвращаться, нельзя ему, нельзя больного мальчишку без мясного бульона оставить... И тогда... он вдруг зашептал: — Господи, помоги мне, нет, не мне, Аркашке.
Данила подстрелил гуся, но это не помогло — Аркаша вскоре умер. После похорон сына Данила заболел туберкулёзом и скончался в больнице. Марину выгнали из дома сын и невестка хозяйки. Оставшись совсем одна, Марина повесилась на сеновале.
Шёл одна тысяча девятьсот сорок девятый год.
Подробный пересказ[ред.]
Деление пересказа на главы — условное.
Данила на охоте: отчаянная нужда и молитва о помощи[ред.]
Поздней осенью 1949 года Данила Солодовников возвращался из тайги в город Чуфырино. Он был измотан усталостью, промок до нитки. Холодный ветер нагнал серые тучи, с утра хлестал дождь вперемежку с липким снегом. Данила ушёл на охоту ещё до рассвета, но не сделал ни одного выстрела и даже не увидел ни одной птицы.
Он не мог, права не имел, возвращаться домой с пустыми руками. В маленькой однооконной избушке его ждали жена и сынишка Арканя, этакое послевоенное тощенькое создание.
Мальчику шёл четвёртый год, он был хорошо развит для своего возраста, говорил почти чисто, но выглядел года на два с половиной. Арканя был болезненно плаксив, часто болел насморком, у него выступали рёбрышки. Всё от неустройства, нервности и слабого питания матери.
Данила забрёл на приречное поле, где прежде охотник Пахомка Верещак закапывал бочку для охоты на гусей. Вдруг сквозь морок донеслось невнятное гаканье. Данила отскочил к кромке ивняка, вставил в стволы патроны с крупной дробью и приподнялся над опушкой. От соснового бора шла и снижалась на ночёвку большая стая гусей. Движимый неведомой силой, Данила зашептал молитву, прося помощи не себе, а больному сыну.
Встреча Данилы и Марины в послевоенном эшелоне[ред.]
Над головой Данилы раздался шелест крыльев. Он дуплетом ударил в гущу стаи. Один гусь, оттопырив крыло, косо пошёл к земле. Данила точно отметил место падения, но долго не мог найти птицу среди мусора, которым пригородные жители засорили местность. Он кружил по измятым кустарникам, будто заговорённый лунатик, не веря, что потерял добычу. Бульон из гуся был нужен больному Аркаше. Данила рухнул на колени и снова прошептал мольбу о помощи.
Данила схватил гуся обеими руками, зарылся в его крылья, в перо лицом и услышал еле внятное тепло... Он так, не отнимая от мокрого лица убитую птицу, вышел на поле, завывая от счастья или плача.
Вспомнив о елочке на выходе тропы, под которой он видел скомканную газету, Данила побежал туда. Гусь смиренно лежал кверху серым пузцом, отвалив головку и откинув крыло. Он пытался уйти, но сил хватило только сойти с тропы. Данила схватил птицу, зарылся лицом в её перья и вышел на поле, завывая от счастья.
История знакомства Данилы и Марины началась в долгом послевоенном пути. Данила ехал спецэшелоном из Пруссии в Россию. Глухой ночью под колёсами поезда что-то загрохотало, вагон качнуло, и все спящие солдаты обрушились вниз. Кто-то закричал про бандеровцев, и безоружное воинство разбежалось. На следующий день их собрали и распределили по вагонам следующего эшелона.
Свело их, Марину и Данилу, в долгом послевоенном пути прямо на железной дороге... Веселая братва из другого эшелона в беде не оставила, ел Данила из котелка соседа по нарам.
Данила лишился всего имущества, даже котелка. Веселая братва из другого эшелона в беде не оставила — дали шинель, шапку, кормили из своих котелков. Когда спутники спрашивали Данилу, куда он едет, он, придавая голосу беспечность, кричал: «В город Чуфырино!» Почему вошло в голову это название, он не мог объяснить.
— В город Чуфырино! Почему вошло в голову это название? Где он его прочёл иль услышал? — не мог Данила впоследствии ни себе, ни другим людям объяснить.
Прибытие в Чуфырино и обустройство у Виталии Гордеевны[ред.]
На разбитой станции под Минском эшелон стоял долго. Вечером на перроне затеялись танцы. Данила искал девушку, которую приметил днём возле водокачки. Он нашёл её там же. Девушка решительно перешла на «ты» и велела взять её с собой в эшелон, представившись его двоюродной сестрой. Данила согласился.
В вагоне Марина быстро обустроилась, организовала медпункт и обиходила всех больных солдат. Старший вагона Оноприйчук, забайкальский сибиряк, объяснил правила поведения: справлять нужду только ночью или когда Марина спит, материться с воздержанием, про неё молчать по эшелону. За время пути Марина и Данила узнали друг о друге. У обоих не было родных — её родителей куда-то увезли, его дядя погиб на войне.
Ночью Марина вымылась в бане, вернулась в вагон и начала целовать Данилу. Как они спарились, Данила не помнил, но запомнил, что происходило потом. Марина возилась у стены, вытирала что-то, натягивала непросохшие трусы и всхлипнула: «Вот и всё… а ты, дура, боялась». Она велела Даниле снять брюки и кальсоны, застирала их и повесила сушиться. Засыпая, Данила прошептал: «Выходит, мы теперь уж муж и жена». Марина подтвердила и поцеловала его.
Эшелон укорачивался, кружил по станциям, пока не выскочил на станцию Буй. Там его укоротили ещё раз и отправили на восток. Глухой ночью Марина растолкала Данилу — они приехали в Чуфырино. Оказалось, что такой город действительно существует. Двое суток они прожили в вокзале. Лейтенант-фронтовик из комендатуры привёл их к Виталии Гордеевне, женщине в железнодорожной форме.
Работа, быт и обучение охоте у Пахомки Верещака[ред.]
Виталия Гордеевна показала молодожёнам крепкий дом с большим залом и спальней. Она предложила им поселиться в спальне на условиях: Данила обеспечивает дом дровами, Марина следит за домом и помогает хозяйке после операции. Денег она не брала. Хозяйка пристроила Марину медсестрой в железнодорожную школу, а Данилу определила на курсы слесарей вагонного депо.
Лето промелькнуло быстро. Данила получил разряд, его определили в ремонтную бригаду. Марина работала после смены, белила, стирала, справляла медицинские обязанности. У неё появилась клиентура на Новопрудной улице. Виталия Гордеевна советовала брать плату, и скоро Марине начали приносить молоко, творог, сметану, иногда давали деньги.
Виталия Гордеевна сняла с гвоздя ружьё, отдала его Даниле и велела добывать мясо. Она прицепила его к Пахомке Верещаку, человеку без возраста, который жил за прудом. Пахомка не занимался общественно полезным трудом, плёл корзины, мастерил игрушки, ремонтировал мебель. Главным его призванием была охота на пруду и в окрестностях.
Пахомка терпеливо натаскивал Данилу по утке на пруду, по ближним покосам на тетерю и рябца, по первотропу на зайца. Данила хватил с ним горя и радости. Пахомка материл его, но Данила всё вытерпел, научился стрелять, владеть манками, делать чучела, ставить петли. Со временем Пахомка пустил его в вольные походы. Охота в пригороде становилась всё труднее, дичь перевелась.
Рождение и болезнь Аркаши[ред.]
На исходе зимы Данила привёл из родильного дома жену и принёс хорошо закутанного сыночка Аркашу. Виталия Гордеевна посмотрела на ребёнка и пригорюнилась — молодым надо было сначала в жизни закрепиться. Она узнала, что они не расписаны, и на следующий день повела их в загс вместе с подругой Хрунычихой. Без регистрации их не подпустят к детской кухне, не выдадут карточку на ребёнка, не прикрепят к поликлинике.
Арканя рос податливо, хотя был худенький, но шустрый. Пошёл на десятом месяце, залопотал, заговорил. Виталия Гордеевна не чаяла души в ребёнке, помогала молодым, чем могла. Хрунычиха ворчала, что они у Виталии Гордеевны роднее родных, но сама снабжала их молоком. Данила и Марина отрабатывали помощь — Марина шприцом, Данила лопатой и топором.
Виталия Гордеевна по болезни ушла на пенсию. Её муж Фёдор Всеволодович давно умер, запершись перед кончиной с сыном и дав ему совет поступать в военное политическое училище. Владимир Фёдорович послушался, окончил училище, попал на войну, но в мясорубку сорок первого не угодил. Под Сталинградом баржу с политотделом разбомбили, многие утонули, но Владимир Фёдорович доплыл до берега и получил медаль «За боевые заслуги».
После войны его назначили в лагеря для военнопленных на Северном Урале. Виталия Гордеевна с тревогой думала, что сын может вернуться домой, но пока он был далеко. Жизнь катилась вперёд. В городе Чуфырино начали строить новые предприятия, появились лагеря строгого режима. Данила хотел уйти на новостройку, но Виталия Гордеевна остановила его — железная дорога надёжнее.
Возвращение Владимира Федоровича и начало конфликта[ред.]
Виталия Гордеевна предупредила Данилу и Марину, что сын возвращается домой с женой, и жизнь их круто изменится. Ружьё надо убрать, из спальни переселиться, мальчика не распускать. Приехали супруги Мукомоловы с кучей добра, румяные, пригожие, на дворян похожие. На радостях встречи собрали соседей, посадили мать в голову стола, завлекли за стол и квартирантов.
Застолье было сковано почтением. Владимир Фёдорович обратился к Даниле, заметив его награды. Данила рассказал, что под Кёнигсбергом их дивизия осталась на косе, немцы оказывали сопротивление, положили тысячи русских людей. Марина заступилась за мужа, сказав, что в дали от фронта работа важнее, чем у тех, кто голову под пули подставлял. Нелли Сергеевна начала рассказывать о фронтовых дорогах и помощи фронту. Гости вежливо начали прощаться.
Началась тихая война в доме. Владимир Фёдорович потребовал вернуть ружьё — оно ему от отца досталось. Однажды Нелли Сергеевна застигла Аркашу, берущего конфету со стола, и застрекотала о честности и воспитании. Марина схватила мальчика, начала его хлестать по заднице, визжа: «Не воруй, живи честно, как тётенька Неля!» — и выскочила на половину Виталии Гордеевны в рыданиях.
Смерть Аркаши и угасание Данилы[ред.]
Виталия Гордеевна велела заколотить дверь в половину Мукомоловых, готовить они будут на плитке, а квартиранты останутся в зимовке. Нелли Сергеевна, рыдая, убежала. Владимир Фёдорович покачал головой: «Я этого, мама, от тебя не ожидал». Виталия Гордеевна ответила: «Привык, чтоб тебе подтирали задницу! Не хватило ума найти нечто приличнее этой яловой финтифлюшки!»
Данила знал, что ружьё ему доверили в последний раз. Он заставил себя проброситься по окраинам полей. Нигде никто не шевелился. Он забрёл на приречное поле и услышал гаканье. Стая гусей шла и снижалась на ночёвку. Данила зашептал молитву, прося помочь не ему, а больному Аркаше. Он ударил дуплетом в гущу стаи. Один гусь косо пошёл к земле. Данила долго искал его и нашёл под елочкой. Гусь смиренно лежал, откинув крыло.
Не помог и гусь Аркаше... Аркаши не стало поздней осенью, почти что зимой... он исстрадался, глядел на мать, на отца, на бабу Иту взрослым укоризненным взором.
Мучительным и долгим был исход ребёнка. Пахомка Верещак выкопал могилку на новой половине кладбища, сам переправил в челне гробик и родителей. Он доложился, что могилка суха и аккуратна, мальчонке будет уютно. Данила дал ему десятку, попросив помянуть отрока Аркадия. Марина и Данила стояли над могилой и плакали, пока не иссякли слёзы.
Домой шли отчуждённо. Данила споткнулся и упал. Марина велела ему подниматься, надо дальше жить. Данила закричал: «Да не научены, не умеем мы жить!» Марина призналась, что недавно набила Аркашу, сильно. Данила назвал её дурой. Она спросила: «Ну чего выпялился? Ты ж отец, муж, поучи бабу». Данила закричал: «Какой я муж? Какой отец? Не гожусь я на эти ответственные должности!» — и с воем побежал к пруду.
— Да не научены, не умеем мы жить! — закричал диким голосом Данила и, ударив в грязь кулаком, поднялся. — Какой я муж? Какой отец? Не гожусь я на эти ответственные должности!
Смерть Данилы[ред.]
С того дня Данила начал сдавать. Средь зимы его отправили в отпуск, выдали выходное пособие, вернули трудовую книжку и посоветовали искать работу в тепле и полегче. Данила стал шабашником, пилил и колол дрова в частных дворах, чаще в школе, где работала Марина. Она спустилась на должность технички, хотя в случае необходимости исполняла медицинские обязанности.
Рядом развивалась жизнь второй семьи. Владимир Фёдорович встал на партийный учёт, возглавил партком нового завода по изготовлению ванн. За ним закрепили персональную чёрную «Волгу». Он важно и снисходительно говорил с подчинёнными. Виталия Гордеевна молча наблюдала за окружающей действительностью и поражалась расточительности и скудости жизни.
Данила угодил в туберкулёзную больницу и не торопился возвращаться. Марина проникала в больницу в белом халатике, они подолгу стояли возле окна и молчали. Однажды она нашла записку от Данилы, чтоб не ходила часто, лучше отдыхала, и бутерброд с яйцом. Она бросилась в больницу, заколотила в его грудь кулаками: «Ты задумал умирать? Не смей! Как же я тут одна-то, чудушко ты моё?»
Последние дни Марины и самоубийство[ред.]
Больной Данила Артемьич Солодовников тихо скончался в изоляторе от прогрессирующего туберкулёза. Похороны взяла на себя спецбольница. Могилу копали вагонщики с Толей Аржановым во главе. Дядя Вася привёз гроб и Марину в чёрном платке. Когда опустили домовину в землю, она бросила в могилу подушечку с наградами. Толик Аржанов спустился, поднял награды и сказал, что их надо сдать в музей или оставить детям.
Работяги скинулись, достали водку и закусь. Толик Аржанов перекрестился и сказал: «Ну, царствие небесное Даниле Артемычу. Будь ему пухом земля». Марина выпила портвейна. Работяги ушли помянуть ещё где-то. Марина села на подводу, и они с дядей Васей поехали через пруд. Она захмелела и рассказывала, как познакомилась с Данилой, как приехали в Чуфырино, хвалила солдат-спутников.
Жизнь Марины шла будто в полусне. Она делала работу, спала, ела и не связывалась с Нелли Сергеевной. Виталия Гордеевна советовала ей очнуться, сходить в кино, в библиотеку. Марина отвечала, что ей это неинтересно. Она ждала весны, огорода, мечтала вырастить много цветов для могил Аркаши и Данилы. Она разучилась улыбаться и утратила охоту поболтать.
Нелли Сергеевна скараулила момент и громко заявила, что квартирантка должна освободить летнюю кухню. Виталия Гордеевна ответила, что Марина в госпитале всю войну работала, людей спасала, и заработала себе уголок. Нелли Сергеевна сказала, что муж Марины болел туберкулёзом, палочка Коха заразительна, они не желают заболеть. Марина выметнулась из дровяника и твёрдо заявила: «Я не позволю прикасаться к моим вещам мародерством запачканными руками. И со двора уйду сама».
Идти Марине было некуда. Директор школы предложил ей пожить в кладовке под лестницей. Кладовка была забита хламом, пахла тлелым деревом, мочой, мышами. Убирать её надо было самой Марине. Возвратившись в зимовку, она принялась перебирать своё наследие. Труднее всего было с фотографиями. Она перебирала их и бросала в печку. Труднее всего было с прошлогодней фотографией, где они сняты втроём. Она разорвала фото на четыре части и бросила в печь.
Ночь была длинная, тихая. С пруда доносились звуки оседающего льда. Раза два проходила Виталия Гордеевна, кашляя. Один раз заглянула в зимовку: «Спишь, Марина? Ну, спи, спи». В час, когда начинали гаснуть звёзды, Марина поднялась на старый сеновал. Она отвязала бельевую верёвку и начала забрасывать её на бревенчатый брус, но верёвка соскользала. Марина закружилась по сеновалу и упала, наткнувшись на детскую тележку. Она нащупала колесо, сняла его.
Она посидела на детской тележке... и решительно сказала: — Н-ну, посидела — и довольно... Вместе дружно и не тесно, может, и теплее будет на другом свете, приветливее, чем на этом.
Перекинув верёвку с колесиком через брус, Марина вдруг заспешила, зашептала, увязывая верёвку в петлю: «Счас, счас, миленькие мои. Я к вам, я к вам. Что же я здесь одна и одна?» Прежде чем надеть на шею холодную верёвку, она посидела на детской тележке и решительно сказала: «Н-ну, посидела — и довольно». Никаких записок Марина не оставила. Она знала, что Виталия Гордеевна всё сделает по уму, положит её рядом с Аркашей и Данилой.
Шёл одна тысяча девятьсот сорок девятый год.