По направлению к Свану (Пруст)
Очень краткое содержание[ред.]
Франция, конец XIX – начало XX века. Рассказчик вспоминал детство в городке Комбре. Просыпаясь ночью, он путал места и время, пока не осознавал реальность. Он любил мать и бабушку и с тревогой ждал вечернего поцелуя матери перед сном.
В гости к семье приходил Шарль Сван, которого считали простым человеком, не зная его высокого положения. Однажды вечером отец рано отправил мальчика спать без поцелуя матери. Рассказчик переживал настолько сильно, что отец разрешил матери остаться с ним и утешить чтением книги.
Однажды вкус печенья «мадлен», размоченного в чае, неожиданно пробудил у рассказчика целый поток воспоминаний:
И как только я вновь ощутил вкус размоченного в липовом чаю бисквита... в то же мгновенье старый серый дом... пристроился... к флигельку... А стоило появиться дому — и я уже видел городок... весь Комбре... выплыло из чашки чаю.
Две дороги из Комбре символизировали для него разные воспоминания. Он впервые увидел дочь Свана Жильберту и сохранил её образ в сердце. Со временем он случайно познакомился с ней в Париже. Его мечты о городах Флоренция и Венеция были разрушены болезнью и разочарованием в реальности.
Тем временем, Шарль Сван влюбился в Одетту де Креси, хотя она не была в его вкусе. Он страдал мучительной ревностью, став зависим от придуманных образов своей любви. После долгих страданий Сван осознал, что годы потрачены на женщину, которая ему вовсе не нравилась и не подходила.
Подробный пересказ по частям и главам[ред.]
Названия глав в первой части — условные.
Часть 1. Комбре[ред.]
Глава 1. Воспоминания о сне и пробуждении в Комбре[ред.]
Рассказчик вспоминал свою давнюю привычку рано ложиться спать. Иногда он засыпал так быстро, что не успевал осознать момент засыпания. Просыпаясь среди ночи, он часто не мог понять, где находится и который час. Ему казалось, что он всё ещё держит книгу, которую читал перед сном. Мысли о прочитанном продолжались во сне, принимая причудливые формы.
...во сне я продолжал думать о прочитанном, но мои думы принимали странное направление: я воображал себя тем, о чём говорилось в книге, — церковью, квартетом, соперничеством Франциска I и Карла V.
Пробуждение было постепенным: сначала возвращалось смутное ощущение существования, затем память подсказывала места, где он жил или мог бы жить, и наконец, сознание восстанавливало его личность и местоположение комнаты. Неподвижность окружающих предметов зависела от уверенности в их неизменности. Память тела — боков, колен, плеч — помогала воссоздать обстановку разных спален, где ему доводилось спать, прежде чем разум окончательно узнавал текущее место.
Глава 2. Комбре, церковь Святого Илария и две дороги[ред.]
Проснувшись окончательно, рассказчик часто предавался воспоминаниям о жизни в Комбре, у своей двоюродной бабушки, а также в других местах. В Комбре его спальня была местом вечерней тоски из-за разлуки с матерью и бабушкой. Иногда для развлечения ему показывали картинки волшебного фонаря, изображавшие историю Женевьевы Брабантской и Голо, но это лишь усиливало его грусть, разрушая привычную обстановку комнаты. После ужина он должен был уходить спать, в то время как взрослые оставались беседовать. Его бабушка, сторонница здорового образа жизни, гуляла в саду в любую погоду, вызывая неодобрение отца рассказчика. Мать, боясь рассердить мужа, не спорила с ним. Бабушка также страдала от того, что её муж, дедушка рассказчика, поддавался уговорам двоюродной бабушки выпить коньяк, запрещённый ему.
Единственным утешением перед сном был поцелуй матери, но он был кратким и не всегда успокаивал тревогу мальчика. Особенно тяжело было в те вечера, когда приходили гости, чаще всего — сосед Шарль Сван. Семья рассказчика не знала о его высоком положении в свете и принимала его как равного, сына биржевого маклера. Они ценили его за простоту, хотя и считали его чудаком из-за увлечения искусством и коллекционированием. Его женитьба на женщине сомнительной репутации укрепила их мнение о нём. Сван был дружен с дедушкой рассказчика, который ценил его за возможность узнать подробности о жизни известных людей прошлого. Сван часто приносил подарки и делился кулинарными рецептами, но избегал серьёзных разговоров об искусстве.
Наружный облик человека есть порождение наших мыслей о нём... В конце концов они приучаются так ловко надувать щёки... следовать за линией носа... как будто наш знакомый есть лишь прозрачная оболочка...
В один из вечеров, когда Сван был в гостях, рассказчик особенно мучительно переживал предстоящую разлуку с матерью без её обычного поцелуя на ночь.
...я вынужден был уносить с собой из столовой в спальню тот драгоценный, хрупкий поцелуй, который мама имела обыкновение дарить мне... и, пока я раздевался, беречь его, чтобы не разбилась его нежность...
Отец отправил его спать раньше обычного. Мальчик написал матери записку с просьбой прийти, солгав служанке Франсуазе, что это по её поручению. Франсуаза, со своим строгим кодексом приличий, отнесла записку, но мать ответила отказом. В отчаянии мальчик решил дождаться мать на лестнице. Отец, увидев его, неожиданно проявил снисхождение и разрешил матери провести ночь с сыном. Это была первая уступка матери, признание её поражения в воспитании, что огорчило мальчика больше, чем наказание. Чтобы успокоить его, мать принесла книги Жорж Санд, которые бабушка приготовила ему в подарок, и читала ему «Франсуа ле Шампи», пропуская любовные сцены. Её чтение, полное искренности и нежности, успокоило мальчика.
Спустя годы, вкус чая с бисквитным пирожным «мадлен», которым его угощала в Комбре тётя Леония, внезапно воскресил в памяти рассказчика весь Комбре: дом, сад, город, церковь, окрестности — всё выплыло из чашки чая.
Но когда от далёкого прошлого ничего уже не осталось... только запах и вкус... долго ещё, подобно душам умерших, напоминают о себе... и они, эти еле ощутимые крохотки, несут на себе... огромное здание воспоминанья.
Комбре издали казался лишь церковью Святого Илария, которая вобрала в себя весь город. Вблизи дома теснились вокруг неё, как овцы вокруг пастуха. Улицы носили имена святых. Тётя Леония жила в двух смежных комнатах, наполненных запахами тишины, покоя и провинциальной жизни. Она постоянно разговаривала сама с собой о своих ощущениях и наблюдала за жизнью улицы из окна, обсуждая события с Франсуазой. Её развлекали визиты Евлалии, бывшей служанки, рассказывавшей новости из церкви. Тётя Леония постепенно отвадила почти всех гостей, требуя сочувствия её болезни и одобрения её образа жизни. По субботам семья завтракала раньше, так как Франсуаза уходила на рынок, и этот день вносил разнообразие в жизнь тёти. В мае семья ходила на богородичные богослужения, где рассказчик любовался боярышником на алтаре. Иногда они встречали там музыканта Вентейля с дочерью. После вечерней прогулки, часто затягивавшейся, семья возвращалась домой, и рассказчик, утомлённый, засыпал.
В окрестностях Комбре было два основных направления для прогулок: к Мезеглизу (или «направление Свана») и к Германту. По направлению к Мезеглизу дорога шла мимо парка Свана, где росла сирень и розовый боярышник. Однажды, когда жена и дочь Свана уехали, семья прошла мимо парка. Рассказчик увидел на траве забытую удочку и корзинку, что взволновало его мыслью о возможном присутствии Жильберты Сван. Внезапно он увидел её — рыженькую девочку с чёрными глазами, которая посмотрела на него с пренебрежением и сделала непристойный жест. Её позвала мать, назвав по имени — Жильберта. Это имя стало для рассказчика талисманом. Он унёс с собой образ девочки, ставший символом недоступного счастья. После этого случая он часто расспрашивал родных о семье Сванов, пытаясь услышать их фамилию.
В день отъезда из Комбре рассказчик, расстроенный предстоящей разлукой с боярышником, плакал и топтал папильотки, которыми ему завили волосы для фотографа. Осенью, после смерти тёти Леонии, он гулял один по направлению к Мезеглизу. Во время одной из таких прогулок, у пруда Монжувена, он впервые осознал несоответствие между впечатлениями и их словесным выражением. Иногда его охватывало желание встретить и обнять крестьянку, и эта жажда сливалась с очарованием природы. Он также стал свидетелем сцены между дочерью Вентейля и её подругой, полной намёков на порочную связь и кощунственного отношения к памяти покойного отца.
Прогулка по направлению к Германту была дольше и зависела от погоды. Она шла вдоль реки Вивоны, мимо развалин старого замка, полей лютиков и садов кувшинок. Рассказчик мечтал добраться до истоков Вивоны и до самого Германта, где жили герцог и герцогиня, казавшиеся ему почти мифическими существами, связанными с историей Комбре. Во время этих прогулок он остро ощущал отсутствие у себя литературного таланта. Однажды в церкви он увидел даму, которую принял за герцогиню Германтскую. Её реальный облик разочаровал его, но сама возможность её существования и мимолётный взгляд, брошенный ею на него, наполнили его восторгом и любовью. В другой раз, возвращаясь с прогулки, он испытал внезапное поэтическое вдохновение при виде колоколен Мартенвиля и Вьевика и записал свои впечатления. Эти прогулки научили его различать сменяющиеся в нём душевные состояния.
Часть 2. Любовь Свана[ред.]
Шарль Сван познакомился с Одеттой де Креси через общих знакомых. Одетта была завсегдатаем салона Вердюренов, мещанской пары, собравшей вокруг себя «кланчик» верных друзей, преданных хозяйке и её вкусам. В этот кружок входили доктор Котар с женой, молодой пианист с тёткой и художник. Сван, человек из высшего света, поначалу не был во вкусе Одетты, но его положение и утончённость заинтересовали её. Она попросила его показать ей коллекции, и их знакомство продолжилось. Сван, хотя и находил Одетту не в своём вкусе, был заинтригован её интересом к нему. Постепенно сердечная близость, возникшая между ними, переросла в любовь со стороны Свана, несмотря на то, что физически она его не привлекала.
Сван стал часто бывать у Вердюренов ради встреч с Одеттой. Он нашёл сходство Одетты с Сепфорой на фреске Боттичелли, и это эстетическое открытие укрепило его чувство, придав ему новую глубину. Он начал ценить в Одетте её индивидуальность, её вкусы и привычки, даже если они казались ему пошлыми. Музыка стала играть важную роль в их отношениях: короткая фраза из сонаты Вентейля, которую часто играл пианист у Вердюренов, стала для Свана «национальным гимном» их любви.
...он просил сыграть фразу из сонаты Вентейля... короткую фразу... ставшую как бы гимном их любви... Сван... видел в ней не столько музыкальную фразу... сколько залог, сколько памятную книжку его любви...
Сван провожал Одетту домой каждый вечер. Однажды, не застав её у Вердюренов, он испытал острую боль ревности, которая с тех пор стала неотъемлемой частью его любви. Он начал подозревать Одетту в неверности, особенно с графом де Форшвилем, новым членом кружка Вердюренов. Его ревность питалась незнанием её прошлого и её жизни вне их встреч. Он пытался выведать правду, иногда прибегая ко лжи, но признания Одетты лишь усиливали его мучения, открывая новые бездны её возможной неверности. Его любовь превратилась в болезнь, от которой он не мог излечиться, хотя временами осознавал, что любит женщину, которая ему не нравится и не подходит.
Когда Сван убедился, что Одетты в гостиной нет, у него защемило сердце; он впервые понял, какая радость для него встреча с Одеттой... дрожь пробежала по его телу от сознания, что радость эта у него отнята.
Вердюрены, заметившие его привязанность и неприязнь к их кружку, стали относиться к нему враждебно и в конце концов исключили его из своего общества. Любовь Свана, лишённая поддержки салона Вердюренов, стала ещё более мучительной. Он страдал от ревности, подозрений, лжи Одетты. Однажды, после мучительного сна, где Одетта изменяла ему с Форшвилем (представшим в образе Наполеона III), Сван проснулся с ясным осознанием.
И тут он мысленно воскликнул...: “Как же так: я убил несколько лет жизни, я хотел умереть только из-за того, что всей душой любил женщину, которая мне не нравилась, женщину не в моём вкусе!”
Часть 3. Имена стран: Имя[ред.]
Рассказчик размышлял о силе имён географических мест. Названия городов, таких как Бальбек, Флоренция, Венеция, вызывали в его воображении не просто картины, а целые миры, окрашенные особым светом и ароматом, сформированные его мечтами и прочитанными книгами. Бальбек ассоциировался с бурями, нормандской готикой и древними рыбаками; Флоренция — с лилиями и искусством Джотто; Венеция — с золотом, мрамором и картинами Тициана. Эти имена концентрировали в себе его желания и стремления, делая воображаемые места более реальными и желанными, чем окружающая действительность.
Чтобы мои мечты ожили, мне достаточно было произнести названия: Бальбек, Венеция, Флоренция, ибо внутри них в конце концов сосредоточилось внушённое ими моё стремление к тем краям, которые они обозначали.
Предстоящая поездка во Флоренцию и Венецию наполнила его восторгом, но внезапная болезнь разрушила эти планы. Вместо путешествия он был вынужден гулять на Елисейских полях под надзором Франсуазы. Там он случайно услышал имя «Жильберта» и позже познакомился с Жильбертой Сван, той самой девочкой, которую видел в Комбре. Он стал играть с ней, но их встречи были нерегулярны и полны для него тревог и разочарований, так как реальная Жильберта отличалась от образа в его мечтах, а её отношение к нему было прохладным. Несмотря на редкие знаки внимания с её стороны (подаренный агатовый шарик, найденная брошюра Бергота), его любовь оставалась безответной и мучительной.