Николай Иванович уже много лет круглый год жил на даче. Десять лет назад умерла жена, и жизнь пошла своим новым и одиноким порядком. Единственная дочь Люба три года назад вышла замуж и уехала с мужем в Караганду. Ее письма он перечитывал по нескольку раз.
Вместе с ним теперь жила внучатая племянница Надя, внучка покойной сестры. Она была серьёзной и умной девушкой, усердно изучала романскую филологию и уже помогала ему в работе — Николай Иванович переводил канцоны Петрарки для академического издания.
Осенью Надя возвращалась с университетских занятий к семи часам, разогревала обед, который приносили из соседнего дома отдыха. Она рассказывала Николаю Ивановичу университетские новости, читала ему газеты. В десять часов Николай Иванович уже ложился спать, чтобы встать в шесть часов утра — в самые ранние утренние часы лучше работается.
Днём Николай Иванович обычно выходил погулять, и иногда во время прогулки ему удавалось записать в записную книжечку строчку или даже целую строфу. А иногда он вспоминал строки Данте: «Я размышлял над жизнью моей бренной и познавал, как непрочна она».
К Николаю Ивановичу давно приезжали редакторы из издательства или поэты- переводчики, которым он помогал. Особенно он любил и считал одним из самых способных его учеников Сашу Ребикова, переводящего французских поэтов. Николай Иванович мечтал, чтобы Надя и Саша стали его преемниками.
Как-то Саша Ребиков приехал показать Николаю Ивановичу свои новые переводы Верлена. Вечером Надя пошла проводить Сашу, и он вдруг вспомнил, что хотел подарить ей новую книгу — антологию французской поэзии, в которой было несколько его переводов. На станции под фонарём он надписал ей эту книгу и уехал. А подошедшему к станции Николаю Ивановичу Надя обещала вместе поработать над переводами поэтов Возрождения.