Ночным катером приезжала она, поэтому я был счастлив в эту ночь.
В ту осень всё складывалось слишком хорошо. Я вспомнил весь этот удачный для меня год. Как много я успел написать рассказов и ещё, наверное, напишу за оставшиеся дни. Я подумал, что главное в жизни — не сколько ты проживёшь, тридцать, пятьдесят или восемьдесят лет, а сколько у каждого будет таких ночей.
Вдруг я представил весь её длинный путь ко мне из Архангельска, расстояние и дни, которые ей надо преодолеть, чтобы добраться до меня. Неужели нам не повезёт, наконец, после стольких неудач.
Она сошла с катера, взяла меня за плечи и поцеловала в глаза. Мы пришли в дом, который я снял у москвича, жившего в нём только летом. Дом был мал и стар, мебели почти не было, зато был приёмник, электричество, печка и несколько старых книг. Я поставил чайник и стал растапливать печь. Она выложила на стол сёмгу. В доме запахло рыбой, и тоска по странствиям охватила меня.
Она была поморкой, даже родилась в море на мотоботе летней ночью. Она крепко спала ночами, потому что на рассвете ей надо было вставать и вместе с сильными рыбаками грести, доставать из ловушек рыбу, а потом варить уху, мыть посуду. И это было всегда, каждое лето, пока не приехал я.
Я включил приёмник и с первого звука узнал джазовую мелодию. Я часто вспоминал её, когда ехал куда-нибудь, когда что-нибудь меня радовало или, наоборот, угнетало. Напомнила она мне и ту московскую ночь, когда мы всё ездили и ходили, одинокие и несчастные, и за всю ночь ни слова упрёка не услыхал я от неё, и мне было стыдно.
Ночью пошёл снег. Утром мы вышли из дома. Мы шли тихо, молча, как в белом сне, в котором, наконец, были вместе.