На родине (Белов)
Деление на главы — условное.
Возвращение на родину: встреча с родными местами[ред.]
Родные места встретили героя сдержанным шёпотом ольшаника. Перед ним предстала старая деревня с белеющими чешуйками драночных крыш, дом с потрескавшимися углами. По этим углам он когда-то залезал под крышу, неутомимо стремясь к высоте, смотрел на синие зубчатые леса и прятал в щелях витых кряжей свои мальчишеские сокровища.
Из этой сосновой крепости, из этих удивительных ворот уходил я когда-то в большой и грозный мир, наивно поклявшись никогда не возвращаться, но чем дальше и быстрей уходил, тем яростней тянуло меня обратно…
Старый дом оказался заколочен. Рассказчик поставил поклажу на крыльцо соседки и ступил в солнечное поле, размышляя о прошлом. Он вспоминал своё детство, которое вписалось в жизнь далёким неверным маревом и раскрасило будущее яркими мечтательными мазками.
Детские воспоминания и контраст с уходом[ред.]
В тот день, когда он уходил из дому, так же, как и сегодня, вызванивали полевые кузнечики, так же лениво парил над ним ястреб. Только сердце было молодым и не верящим в обратную дорогу. Теперь же он снова стоял на родной земле, слушая знакомые звуки детства.
Смешное детство! Оно вписалось в мою жизнь далёким неверным маревом, раскрасило будущее яркими мечтательными мазками.
Воспоминания о детстве наполняли душу героя особой теплотой. Он понимал, как сильно изменился за годы отсутствия, но родные места оставались неизменными в своей красоте и умиротворённости. Это возвращение стало для него встречей с самим собой.
Путешествие по лесу и единение с природой[ред.]
И вот опять уводит меня к лесным угорам гибельная долгая гать, и снова слушаю я шум летнего леса. Снова торжественно и мудро шумит надо мной старинный хвойный бор, и нет ему до меня никакого дела.
Над бором висело в синеве солнце — не солнце, а Ярило. Оно щедро, стремительно и безшумно сыпало в лохматую прохладу мхов свои червонцы. Над мхами, словно сморённые за пряжей старухи, дремали смолистые ели, глухо шепча порой, будто возмущаясь щедростью солнца или собственным долголетием.
Под елями чувствовался древний запах папоротника. Рассказчик шёл чёрной лошадиной тропой, на лицо липли невидимые нити паутины, с детским беззащитным писком вились комары. Его взгляд останавливался на красных в белых накрапах шапках мухоморов, он видел дятла, который колотил неутомимым носом сухую древесину.
Загудел в сосенной бронзе сухоросный ветер, и сосны отозвались беззащитным ропотом. Ему казалось, что в их кронах вздыхает огромный богатырь-тугодум, который с наивностью младенца копит свою мощь не себе, а другим. Под это добродушное дыхание, словно из древних веков, выплывали облачные фрегаты.
Рассказчику казалось, что он слышит, как растёт на полях трава, он ощущал каждую травинку. Сдёрнув пропотелые сапоги, он босиком выбежал на рыжий песчаный берег, снова стоял над рекой и бросал лесные шишки в синюю тугую воду, наблюдая, как расходятся и умирают водяные круги.
Тихая моя родина, ты всё так же не даёшь мне стареть и врачуешь душу своей зелёной тишиной! Но будет ли предел тишине!
Размышления о времени и судьбе деревень[ред.]
Как хитрая лисичка, вильнула хвостом тропа и затерялась в траве. Рассказчик вышел к белым берёзам своей земли. Омытые июльскими дождями, они стыдливо полоскали ветками, приглушая двухнотный голос кукушки. Он сел у тёплого стога, закурил и думал о том, что время отмашет ещё полстолетия, и берёзы понадобятся одним лишь песням.
Он вышел на зелёный откос и глянул туда, где ещё совсем недавно было так много деревень, а теперь белели одни берёзы. Шумели невдалеке сосны, шелестели берёзы. Вдруг в этот шум вплёлся непонятный нарастающий свист реактивного самолёта, который уже исчезал за горизонтом.
Как мне понять, что это? Или мои слёзы, а может быть, выпала в полдень скупая солёная роса?