Повествование ведётся от первого лица.
Рассказчик вспоминает, как ребята с его улицы хвастались своими знаменитыми родичами, особенно военными. Рассказчик давал им высказаться, а потом выкладывал свой козырь – сумасшедшего дядю Колю. Это было «необычно, а главное, почти недоступно».
Но всё-таки он был настоящий сумасшедший, хотя и почти нормальный. Обычно он никого не трогал. Сидел себе на скамеечке на балконе и пел песенки собственного сочинения.
Когда на дядю «находило», он вспоминал старые обиды, хлопал дверьми и бегал по длинному коридору второго этажа. На глаза ему лучше было не попадаться. Привести Дядю Колю в чувство могла только бабушка. Она «заворачивала ему ворот рубахи и бесцеремонно подставляла его голову под кран». От холодной воды он успокаивался и садился пить чай.
Больше всего дядя любил сладости, особенно воду с сиропом. Идя с рассказчиком по базару, он показывал на ларёк с фруктовыми водами и застенчиво сообщал, что Коля хочет пить. А не любил дядя кошек, собак, детей и пьяных. В нелюбви к детям отчасти виноват и рассказчик, который часто и жестоко шутил над ним. Рассказчику от дяди тоже доставалось немало тумаков. Дядя был влюблён в тётю Фаину. Взрослые смачно толковали о его страсти, мало озабоченные тем, что их слушают дети.
Я до сих пор не пойму, почему он выбрал именно её, самую замызганную, самую конопатую, самую глупую из женщин нашего двора.
Портниха Фаина обшивала весь двор. В основном ей поручали перешивать старые вещи, детские рубашки, трусы и всякую мелочь. Шила она, видимо, плохо, и платили ей за работу очень мало. В свободное от работы время, а иногда и одновременно с работой тётя Фаина ругалась с соседкой, одинокой молодой женщиной неопределенных занятий тётей Тамарой. По вечерам в гости к Тамаре приходили матросы и пели протяжные песни. Соседки не любили и побаивались её — она дралась, как мужчина.
Дядя любил тётю Фаину до конца своих дней, ни разу не удостоившись внимания своей жестокой возлюбленной. Умер дядя вскоре после бабушки, по которой сильно скучал и всё спрашивал – куда она уехала.
О смерти её он быстро забыл, но о жизни помнил, потому что эта жизнь окружала его безумие человеческой теплотой и любовью. Ведь неразумных детей матери любят сильнее — они больше нуждаются в их защитной любви.
«Перед смертью к дяде пришла ясность ума, как будто судьба на мгновение решила ему показать, каково быть в здравом рассудке. И это вдвойне жестоко, потому что такой короткой вспышки могло хватить только на то, чтобы ощутить всю бесчеловечность перехода из одной пустоты в другую».