Легенда о манкурте (Айтматов)
Очень краткое содержание[ред.]
Степи сарозеков, предположительно в древности. После захвата жуаньжуанами местные племена теряли своих людей, которых превращали в манкуртов — рабов, полностью лишённых памяти через мучительную пытку с верблюжьей кожей. Однажды пожилая женщина по имени Найман-Ана не смирилась с утратой сына, бывшего воина-наймана по имени Жоламан, и отправилась одна в пустыню на поиски. Долгое время она искала его среди верблюжьих стад и, наконец, нашла сына, неузнающего свою мать и забывшего всё прошлое.
Напрасно Найман-Ана пыталась оживить в нём воспоминания о детстве и семье — сын только повторял новое имя и не узнавал мать. Жуаньжуаны убедили Жоламана, что чужая женщина хочет причинить вред. Когда она снова попыталась увести сына, её подкараулил ополчившийся манкурт с луком. По приказу хозяев он пустил стрелу в мать.
То был смертельный удар. Найман-Ана наклонилась и стала медленно падать, цепляясь за шею верблюдицы. Но прежде упал с головы её белый платок, который превратился в воздухе в птицу и полетел с криком: «Вспомни, чей ты? Как твоё имя? Твой отец Доненбай! Доненбай! Доненбай!»
После смерти Найман-Аны в сарозеках стали говорить, что её душа обращается в птицу, призывающую потомков помнить свои корни. Могила матери стала называться кладбищем Ана-Бейит — Материнским упокоем.
Подробный пересказ[ред.]
Деление пересказа на главы — условное.
Жестокий обычай манкуртизации и его последствия[ред.]
В древние времена кочевые жуаньжуаны, захватившие обширные сарозекские земли, отличались особой жестокостью по отношению к пленным воинам соседних племён. Если некоторых пленников продавали в рабство в дальние края, то других оставляли у себя и подвергали чудовищной пытке, целью которой было уничтожить человеческую память. Процесс превращения человека в манкурта начинался с того, что молодому пленённому воину начисто сбривали волосы. Затем на его голову туго надевали свежую, ещё тёплую верблюжью выю — специально подготовленный кусок толстой сырой кожи. Шкура быстро сжималась от жары, превращаясь в плотный, давящий обруч.
Обречённых заковывали в деревянные колоды, чтобы не могли тереться головой о землю или снимать верблюжью кожу, и отвозили далеко от людей. Их оставляли под открытым палящим солнцем, без воды и пищи, со связанными руками и ногами. Пытка длилась несколько суток. За это время кожа на голове начинала невыносимо сжиматься, волосы проростали сквозь неё, создавая сильнейшие мучения. Большинство не выживали, но те немногие, кто оставался жив, теряли всякую память о себе, своей семье, роде, прошлом — они становились манкуртами, идеальными рабами, полностью подчинявшимися хозяевам и не способными к бегству или восстанию.
Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, превращался в манкурта — раба, не помнящего своего прошлого... Это и был раб-манкурт, насильно лишённый памяти и потому весьма ценный, стоивший десяти здоровых невольников.
Манкурты были не способны осознать своё «я». Они забывали родителей, родину, имя, прошлое. Подобных рабов не нужно было стеречь: они были полностью послушны, исполняли любую, даже самую тяжёлую и монотонную работу. Из-за потери памяти у манкуртов исчезали все человеческие чувства, кроме инстинкта насыщения. Их использовали пасти отгонные стада верблюдов в самых диких местах, куда не отважился бы ни один другой человек. Манкурт никогда не задумывался о прошлом и не знал, зачем живёт. Считалось, что такой раб стоит гораздо дороже обычного.
Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери — одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом. Лишённый понимания собственного «я»...
Гибель мужа, исчезновение сына и неутешное горе Найман-Аны[ред.]
Среди жертв манкуртизации оказался молодой воин из племени найманов, сын женщины по имени Найман-Ана. Её муж, уважаемый и храбрый воин, погиб в схватке с жуаньжуанами годом раньше. Сын пошёл в поход, чтобы отомстить за отца, но и он не вернулся. Никто не смог подобрать его тело после боя: его раненого конь утащил в вражескую сторону. Найманы ни разу не нашли ни его останков, ни лошади, ни оружия. Женщины аула причитали и осуждали мужчин за то, что тело юноши не было возвращено и предано земле.
Потеряв мужа и пропавшего без вести сына, Найман-Ана полгода жила в горе, не находя ни утешения, ни покоя. Соседи и родственники постепенно забывали случившееся, но её сердце разрывалось от сомнений: была ли у сына смерть, достойная воина, или же его постигла ещё более страшная судьба? Самое большое беспокойство ей приносило то, что пропал и конь сына — табунная лошадь должна была рано или поздно вернуться с телом, но не появилась. Мать терзалась разными догадками, не зная, погиб её сын или ещё томится где-то в неволе.
Однажды в найманский аул прибыли торговцы-караванщики. За чаем они рассказали, что в дальних сарозекских степях встретили молодого пастуха при большом стаде верблюдов. Купцы пытались вести с ним разговор, но парень оказался манкуртом: ничего не знал о себе, не помнил имени, всё время держался за крепко натянутую на голове шапку. Они посмеялись над тем, что кожа у такого буквально приросла к голове, и пошутили, будто он боится, как бы её не сняли с него. Эти слова поразили Найман-Ану до глубины души. Она с трудом сдержала эмоции, но подозрение, что этот манкурт может быть её сыном, не оставляло её.
Материнский поиск: путь через сарозеки и встреча с верблюжьим стадом[ред.]
В ту же ночь Найман-Ана решила, что должна отправиться в сарозеки и своими глазами увидеть того пастуха-манкурта, чтобы развеять или подтвердить свои страшные подозрения. Она подготовила провизию, собрала вещи для долгого пути и взяла свою белую верблюдицу Акмаю, единственное оставшееся сокровище.
На рассвете, никому не сказав о настоящей цели своего пути, она вышла из аула, привязав белый платок на голову вместо траурного. Найман-Ана отправилась через степи, ориентируясь по рассказам купцов и по линии редких колодцев, чтобы не остаться без воды. Несколько дней она пробиралась по пустыне, сутками почти не отдыхая, чтобы быстрее настичь своё возможное горе или обрести покой. Её не покидало внутреннее противоречие: в сарозеках она надеялась найти живым своего сына, какая бы ни была его судьба, и в то же время молилась, чтобы манкурт оказался чужим.
Путешествие было преисполнено опасностей: в степи в любой момент могли встретиться враги-жуаньжуаны или разбойники, а найти человека среди песков — всё равно что песчинку. Тем не менее, однажды она увидела большое стадо верблюдов, пасущееся в долине. Краем глаза мать заметила фигуру пастуха, с посохом и высокой шапкой, ведущего верхового верблюда с поклажей. Узнав сына по походке и чертам, она так взволновалась, что едва не упала, спрыгнув с верблюдицы.
Свидание с сыном-манкуртом и тщетные попытки вернуть память[ред.]
Слёзы и отчаяние захлестнули Найман-Ану, когда она бросилась к сыну-пастуху. Манкурт остался безучастен, не узнал её и даже не удивился её появлению. Она смотрела ему в глаза, надеялась, что взгляд её растопит ледяную стену забвения, но не увидела ни отклика, ни узнавания.
— Ты узнаёшь меня? — спросила мать.
Манкурт отрицательно покачал головой.
— А как тебя звать?
— Манкурт, — ответил он.
Ни имя своё, ни имя отца, ни место рождения — Жоламан (манкурт) не помнил ничего. Мать пыталась разбудить в сыне утерянную память: называла его детским именем, рассказывала о прошлом, о погибшем отце Доненбае, кормила припасами, пела ему колыбельные песни. Но всё было тщетно: для манкурта в прошлом не существовало ничего. Его единственное желание — получить косу на голове, как у хозяина, и продолжать пасти верблюдов.
Можно отнять землю, можно отнять богатство, можно отнять и жизнь, проговорила она вслух, — но кто придумал, кто смеет покушаться на память человека?! О господи, если ты есть, как внушил ты такое людям? Разве мало зла на земле и без этого?
Поняв, что обычные обращения тщетны, мать попробовала убедить сына уехать с ней домой, надеясь, что на родной земле память вдруг вернётся. Но манкурт отказался — он не мог оставить стадо без приказа хозяина. Материнские уговоры, просьбы и песни так и не смогли преодолеть железную завесу забвения, затвердевшую в сознании её ребёнка.
Гибель Найман-Аны, легенда о птице Доненбай и кладбище Ана-Бейит[ред.]
Когда Найман-Ана попыталась снова подойти к сыну, чтобы уговорить его уйти, она вновь была замечена одним из жуаньжуанов, присматривающим за стадом. Это был старший жуаньжуан, угрюмый воин с косой и чёрной шляпой, который после её ухода стал допрашивать манкурта, запугивая: якобы приходившая женщина хотела снять с него шапку и отпарить голову, чтобы причинить вред.
Поддавшись страху перед хозяевами и угрозой физической боли, манкурт взял лук со стрелами. Старший и младший жуаньжуаны тренировали в нём автоматическую послушность. В одной из последних попыток навестить сына Найман-Ана снова пришла к стаду, но Жоламан уже ждал её, прячась. Доверившись внушениям хозяина, он выстрелил, когда мать окликнула его по имени. Стрела поразила женщину насмерть. В последние мгновения с её головы слетел белый платок и превратился в птицу, которая закричала: «Вспомни, чей ты? Как твоё имя? Твой отец Доненбай! Доненбай!»
То место, где была похоронена Найман-Ана, стало называться в сарозеках кладбищем Ана-Бейит — Материнским упокоем…