Крещение (Ермаков)
Очень краткое содержание[ред.]
Афганистан, 1980-е годы. Разведрота советских войск выехала ночью на боевую операцию. Солдаты расположились в засаде у кишлака, ожидая караван с оружием, но он не появился.
Утром разведчики встретили афганцев из отряда самообороны, которые сообщили, что караван прибыл в соседний кишлак Паджак. Рота направилась туда и вместе с подоспевшей пехотой начала операцию по захвату каравана.
В ходе боя был ранен солдат Медведев. Костомыгин и другие солдаты под руководством сержанта Шварева обнаружили двух мятежников. Шварев приказал Костомыгину и Опарину убить пленных.
Он влепил короткую очередь в широкую грудь горбоносого, и тот упал, повыгибался на земле, выдувая носом алые пузыри, и замер. ...Но Медведев же умер по дороге в полк! Ведь он умер? Так и нечего...
Костомыгин выполнил приказ, а Опарин отказался стрелять, плача и умоляя отпустить его. Тогда Салихов, которым Костомыгин восхищался, убил второго пленного голыми руками. На обратном пути в полк Костомыгин, лёжа внутри БМП, мучился от осознания содеянного, ненавидел Опарина за трусость и был потрясён жестокостью Салихова.
Подробный пересказ[ред.]
Деление пересказа на главы – условное.
Ночной выезд разведроты на задание[ред.]
Разведывательная рота выехала из полка ночью на бронемашинах с выключенными фарами. Солдаты сидели на верху БМП и смотрели на звёзды. Среди них был Костомыгин, который думал о том, что рокот моторов слышен даже в самых дальних кишлаках.
Когда взошла луна, колонна проехала через кишлак, форсировала реку и продолжила путь. Костомыгин наслаждался ощущениями: запахом цветущих садов, теплым ветром, тяжестью оружия и свободой движения в масккостюме.
Колонна, не сбавляя скорости, промчалась сквозь кишлак, и ничего не случилось. Костомыгин успел увидеть темные оконца башен, дома с плоскими крышами, густые сады за дувалами, ушастый силуэт осла возле сарая.
Засада на холмах и ожидание[ред.]
Возле гряды холмов колонна остановилась. Рота построилась и пешком двинулась вдоль холмов. Шедший позади Костомыгина Опарин попытался открыть фляжку, но получил удар от сержанта Шварева.
Костомыгин понял, что нужно быть осторожным. «Чижи» (солдаты, отслужившие шесть месяцев) предупреждали «сынов» (новобранцев), что все их ошибки на операции будут «разбираться» старослужащими по возвращении в полк.
Рота бежала к холмам, и Костомыгин задыхался, проклиная свою привычку курить. Наконец они достигли холма, откуда был виден кишлак. Два взвода ротный отправил к кишлаку, а остальные залегли на холме, направив оружие на развилку дорог.
Ему стало лень глядеть на дорогу, по которой никто не пойдет, он зевнул и прикрыл глаза, чтобы дать им отдых... Он проспал не дольше минуты и очнулся, вздрогнув. «Не расслабляйся», — сказал он себе.
Рассвет и возвращение к машинам[ред.]
На рассвете над кишлаком разнёсся призывный вопль муэдзина. Костомыгин испугался, но «чиж» Медведев объяснил, что это просто «ихний поп орёт».
Взошло солнце. Степь зеленела до горизонта, в кишлаке кричали петухи, мычали коровы, ревел ишак, и небо было полно светозарной голубизны, — какая еще к черту война!..
Ротный разрешил солдатам курить и вызвал по рации водителей-механиков. Шварев предложил проверить кишлак, но капитан отказался, упрекнув его в желании поставить ещё одну метку на прикладе за убитого душмана.
В разговоре выяснилось, что у Шварева уже шесть меток на прикладе. Ротный сравнил его с Дракулой, но признал разницу: «Он был не сержант, а князь».
Костомыгин обратил внимание на Салихова, у которого было необычно светлое лицо. Он знал, что Салихов был любимцем роты: хорошо играл на гитаре, занимался спортом, читал книги и никогда не трогал «сынов».
Встреча с афганцами и изменение маршрута[ред.]
Во время завтрака Шварев и водитель Мамедов издевались над Опариным, заставив его отдать свою порцию еды. Костомыгин презирал Опарина за угодливость, но не показывал этого.
«Кто гнется, того и гнут», — предупреждал старший брат, и Костомыгин, послужив немного в армии, убедился, что это так. Только он прибавил бы теперь к сказанному братом вот что: но нужно всему знать меру.
Колонна двинулась в обратный путь. Возле кишлака они встретили желтую «тойоту» с вооруженными афганцами и офицером царандоя (полиции) по имени Акбар.
Для перевода ротный вызвал таджика Кучечкарова. Акбар сообщил, что в соседний кишлак Паджак прибыл караван с оружием. Ротный связался с командованием, и колонна изменила маршрут, направившись к Паджаку.
Он был уверен, что на этот раз все будет настоящим и он напишет брату про свой первый настоящий рейд, напишет, потому что он не погибнет и вообще никогда не умрет. Ну, впрочем, когда-нибудь, может, и умрет...
Бой в кишлаке Паджак[ред.]
Паджак оказался небольшим кишлаком с серыми дувалами, башнями, домами и зелеными садами. Солдаты надели бронежилеты и каски, спрятались за машинами, опасаясь снайперов. Кишлак выглядел мирным: гуляли куры, старик прогнал корову, мальчишки с любопытством смотрели на машины.
Прошло полчаса, и Шварев начал нервничать из-за промедления. Вскоре к кишлаку подъехали пехотная рота и четыре танка. Ахат Кучечкаров через мегафон предложил сдаться, но никто не вышел.
Бронемашины и солдаты вошли в кишлак. Шварев с группой, включая Костомыгина, Опарина, Салихова и пехотинцев, проверяли один из домов. Внезапно раздался выстрел, и у ворот был ранен Медведев.
В кишлаке началась стрельба. Костомыгин укрылся за дувалом и стрелял по окнам соседнего дома, откуда бил пулемётчик. Ему было жарко, тошнило от запаха пороха и цветов, звенело в ушах, пересохло в горле.
Вскоре стрельба прекратилась. Костомыгин увидел, как из дома вышел пленный – широкоплечий мужчина с поднятыми руками, за ним сгорбившийся парень, а позади них Салихов и пехотинец.
Шварев ударил пленного прикладом и объявил, что они будут убиты за ранение Медведева. Он приказал Костомыгину убить мужчину, а Опарину – парня. Костомыгин выполнил приказ, выпустив короткую очередь в грудь пленного.
Опарин не выстрелил. Шварев грозил ему, кричал на него, но Опарин не выстрелил. Что ему стоило нажать на курок, ну что ему стоило? Он обливался слезами и просил отпустить его.
Когда Салихов понял, что Опарин не будет стрелять, он подошёл к парню и убил его ударом руки.
Моральный кризис Костомыгина и возвращение в полк[ред.]
Колонна возвращалась в полк под вечер. Солнце висело низко над степью, воздух медленно остывал. На верху машин сидели усталые солдаты. Пленные со связанными руками находились внутри машин.
Рота везла одиннадцать пленных и много трофеев: итальянские мины, пулемёты, гранатомёты, ящики с патронами и гранатами, американские и западногерманские медикаменты.
Пехотные офицеры были довольны операцией, но командир разведроты был хмур и зол: по дороге в полк скончался Медведев, а командир первого взвода был серьёзно ранен в голову.
В отличие от остальных солдат, Костомыгин лежал внутри БМП на ящиках со снарядами и курил одну сигарету за другой. Ему было всё равно, подорвётся машина на мине или нет.
Он вспоминал произошедшее в кишлаке, как стрелял в пленного, как Опарин отказался стрелять, как Салихов убил парня ударом руки. Костомыгин ненавидел Опарина за трусость, но в то же время его мучила совесть за собственный поступок.
Костомыгина трясло на ящиках со снарядами, он затягивался сигаретой, и ему не хотелось умирать черт знает когда, через тысячу лет. Ему хотелось, чтобы сердце остановилось сейчас. Но оно не останавливалось.