Первооснова всякого движения на земле — два открытия: движение в пространстве стало возможным благодаря изобретению колеса; движение духовное — благодаря изобретению письменности.
Возок последовательно совершенствовался, появились паровозы, автомобили, самолёты. Стали доступными связи, перевозки, путешествия. Каждая страна начала жить в тесном общении с остальным миром.
Письменность тоже изменилась — от папирусного свитка к книге. Там, где есть книга, человек приобщается к свершениям прошлого и настоящего всего человечества. Наш духовный мир, наша культура связаны с книгой, которая сопутствует нам с первого класса школы. Мы редко осознаём магическое, облагораживающее влияние книги на нашу жизнь. В тоже время, мы уже не мыслим свой внутренний мир без её чудесного присутствия.
Цвейг прозрел значение умения читать во время плавания на итальянском пароходе по Средиземному морю. Ему приходилось часто разговаривать с одним молодым итальянцем из пароходной команды. Его звали Джованни. Он подметал каюты, драил палубу, выполнял всякую чёрную работу. Эго был цветущий, смуглый черноглазый паренек, дополняющий музыку итальянской речи выразительной жестикуляцией. Он обладал незаурядным мимическим талантом, схватывал повадки любого человека, передразнивал их. По его рассказам, он много лет пас овец у себя на родине — на Лепарских островах.
На стоянке в Неаполе он получил письмо и попросил Цвейга прочитать его вслух. Оказалось, что этот красивый умный молодой человек входит в установленные статистикой 7 или 8 процентов итальянцев, не умеющих читать.
Джованни был первый неграмотный европеец, который встретился Цвейгу. Писатель, разумеется, прочитал письмо от какой-то швеи, где было написано то, что пишут девушки таким парням в любой стране мира на любом языке. Джованни старался запомнить каждое слово, он улыбался, его глаза сияли.
Цвейга мучила мысль, как может отражаться мир в этом закрытом для письменности мозгу. Вот он берёт газету и ничего в ней не понимает. Вот при нём называют имена Гёте, Данте, Шелли, но они ничего не говорят его сердцу, для него это пустой звук. Он замурован в самом себе, ибо не знает книги. Джованни влачит тупое существование троглодита. Нельзя понять, как он не задыхается от собственной скудости.