Исповедь юмориста (Генри)
Очень краткое содержание[ред.]
Америка, начало XX века. Младший бухгалтер торгового дома произнёс поздравительную речь на юбилее старшего компаньона. Речь имела бешеный успех, и за рассказчиком утвердилась репутация юмориста.
От него стали ожидать постоянных шуток. Он женился, у него родились двое детей. Его юмористические заметки начали печатать в журналах. Однажды редактор известного еженедельника предложил ему годовой контракт с хорошим гонораром. Рассказчик бросил службу и стал профессиональным юмористом. Поначалу работа шла легко, но вскоре материала стало не хватать. Он превратился в вампира, высасывающего остроты из окружающих. Он записывал шутки друзей, эксплуатировал жену, подслушивал детские разговоры.
Скоро мои дети стали бегать от меня, как от чумы... я слышал, как один говорил другому «Вон идёт папа», — и, подхватив игрушки, они взапуски мчались в какое-нибудь безопасное место.
Люди стали избегать его. Однажды он зашёл в похоронное бюро и почувствовал облегчение — там не нужно было искать поводов для смеха. Он стал регулярно посещать владельца бюро и вложил свои сбережения в его дело, став компаньоном. Редактор еженедельника прислал письмо, что не продлит контракт — юмор рассказчика стал вымученным. Рассказчик обрадовался, бросил юмористику и занялся похоронным бизнесом. Он снова стал жизнерадостным и популярным человеком.
Подробный пересказ[ред.]
Деление пересказа на главы — условное.
Инкубационный период и рождение юмориста[ред.]
Инкубационный период длился двадцать пять лет, а затем появилась сыпь — окружающие назвали её чувством юмора. Когда старшему компаньону фирмы исполнилось пятьдесят лет, служащие преподнесли ему серебряную чернильницу. Произнести поздравительную речь было поручено рассказчику, и он старательно готовил её целую неделю.
Коротенькая речь произвела фурор. Она была пересыпана весёлыми намёками, остротами и каламбурами, которые имели бешеный успех. Сам глава солидного торгового дома снизошёл до улыбки, а служащие хохотали до упаду.
Профессиональная карьера и первые успехи[ред.]
С этого утра за Джоном утвердилась репутация юмориста. Сослуживцы неустанно раздували пламя его самомнения. От него по всякому поводу ожидали замечаний игривых и легкомысленных. Постепенно слава о нём разнеслась, и он стал «фигурой». Его цитировали в местной газете, без него не обходилось ни одно сборище. Женился он рано. У них был прелестный сынишка трёх лет и пятилетняя дочка.
Время от времени Джон записывал какую-нибудь свою шутку и посылал в журналы. Не было случая, чтобы её не приняли. Однажды он получил письмо от редактора известного еженедельника с предложением годового контракта и гонораром, значительно превышавшим его жалованье. Они с Луизой обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что ему следует отказаться от места и посвятить себя юмору. Джон бросил службу в торговом доме.
Проклятие юмора: эксплуатация близких ради материала[ред.]
Луиза гордо ввела его в крошечную комнату за кухней, где был приготовлен стол, блокнот, чернила и всё остальное, что полагается настоящему писателю. Джон засел за работу. Скоро он втянулся и через месяц уже сбывал рукописи без задержки. Он познал успех. О его фельетонах заговорили, критики утверждали, что он внёс в юмористику новую, свежую струю. Он совершенствовал свою технику и стал откладывать деньги.
Месяцев через пять или шесть его юмор стал утрачивать свою непосредственность. Шутки и остроты уже не слетали у него с языка сами собой. Порой ему не хватало материала. Он ловил себя на том, что прислушивается — не мелькнёт ли что-нибудь подходящее в разговорах друзей.
А потом я превратился в гарпию, в Молоха, в вампира, в злого гения всех своих знакомых. Усталый, издёрганный, алчный, я отравлял им жизнь.
Стоило ему услышать острое словцо, удачное сравнение, изящный парадокс, и он бросался на него, как собака на кость. Он украдкой записывал его впрок в книжечку, с которой никогда не расставался. Знакомые дивились на него и огорчались. Раньше он веселил и развлекал их, теперь он сосал их кровь. Люди стали избегать его общества.
Он охотился и в собственном доме. Жена его была на редкость женственным созданием, доброй, простодушной и экспансивной. Теперь он эксплуатировал её, как золотой прииск, старательно выбирая из её речи крупинки смешной, но милой непоследовательности.
Иуда от литературы, я предавал Луизу поцелуем. За жалкие сребреники я напяливал шутовской наряд на чувства, которые она мне поверяла, и посылал их плясать на рыночной площади.
Да простит его бог! Он вонзил когти в невинный лепет своих малолетних детей. Они являли собой два неиссякаемых источника уморительных детских фантазий и словечек. Это был ходкий товар, и он регулярно поставлял его одному журналу.
Я стал выслеживать сына и дочь, как индеец — антилопу... я зарылся в кучу сухих листьев в саду, зная, что дети придут сюда играть.
Скоро его дети стали бегать от него, как от чумы. Финансовые его дела между тем шли неплохо. За год он положил в банк тысячу долларов. Но какой ценой ему это далось! Он принёс на алтарь Маммоны счастье своей семьи.
Убежище в похоронном бюро Геффельбауэра[ред.]
Как-то раз знакомый человек окликнул его с приветливой улыбкой. Уже много месяцев с ним не случалось ничего подобного. Он проходил мимо похоронного бюро. Владелец стоял в дверях и поздоровался с ним. Джон остановился, до глубины души взволнованный его приветствием. Тот пригласил его зайти. День был холодный, дождливый. Они прошли в заднюю комнату, где топилась печка.
И тут Джон испытал давно забытое чувство — чувство блаженного отдохновения и мира. Его окружали ряды гробов, чёрные покровы, кисти, плюмажи и прочие атрибуты похоронного ремесла. Это было царство порядка и тишины, серьёзных и возвышенных раздумий. Войдя сюда, он оставил за дверью суетные мирские заботы. Он не испытывал желания найти в этой благолепной обстановке пищу для юмора. Он обрёл убежище от юмора, от бесконечной, изматывающей, унизительной погони за быстрой шуткой.
Когда Питер вернулся, Джон заговорил с ним. Никогда ещё он не слышал, чтобы человек говорил так безукоризненно скучно. Ни единый проблеск остроумия не осквернял его речь. С этой минуты он полюбил Питера всем сердцем. Он стал навещать его по вечерам два-три раза в неделю и отводить душу в его комнате за магазином. Других радостей у него не было.
Новое партнёрство и возвращение к жизни[ред.]
В результате настроение у него улучшилось. Это скверно отразилось на его работе. Она перестала быть для него тяжким бременем. Он старался поскорее развязаться с рукописью, его тянуло в своё пристанище. Однажды Питер сделал ему увлекательнейшее предложение. Он надумал пригласить компаньона, который внёс бы в дело свой пай. Когда Джон в тот вечер вышел на улицу, у Питера остался его чек на тысячу долларов, а он был совладельцем похоронного бюро.
За ужином Луиза дала ему несколько писем. Среди них оказалось три-четыре конверта с непринятыми рукописями. Затем он распечатал письмо от редактора еженедельника, с которым у него был заключён контракт. Редактор сообщал, что не собирается продлевать контракт.
Ваше остроумие отличала непосредственность, естественность и лёгкость. Теперь в нём чувствуется что-то вымученное, натянутое и неубедительное, оставляющее тягостное впечатление напряжённого труда.
Джон дал письмо жене. Когда она кончила читать, лицо её вытянулось и на глазах выступили слёзы. Вместо ответа он встал и прошёлся полькой вокруг обеденного стола. Он объяснил своё буйное поведение, сообщив, что теперь он — совладелец процветающего похоронного бюро, а юмористика пусть провалится в тартарары.
В заключение он сказал, что сейчас не найти в их городе такого популярного, такого жизнерадостного и неистощимого на шутки человека, как он. Снова все повторяют и цитируют его словечки, снова он черпает бескорыстную радость в интимной болтовне жены, а дети резвятся у его ног, расточая сокровища детского юмора. Предприятие процветает. Он ведёт книги и присматривает за магазином, а Питер имеет дело с поставщиками и заказчиками.