Захар-Калита (Солженицын)
Очень краткое содержание[ред.]
Куликово поле, лето 1960-х годов. В июле группа велосипедистов, среди которых был рассказчик, отправилась посмотреть знаменитое место битвы с Мамаем. Добравшись по просёлкам до тихого поля, они увидели необычный памятник и старую церковь с продырявленными куполами.
Их встретил строгий смотритель Захар Дмитриевич (Захар-Калита), который ревностно сторожил памятник и всегда носил с собой особую сумку-калиту с Книгой отзывов.
Захар жил бедно, получая маленькую зарплату, собирал бутылки из-под посетителей, а в свободные минуты грустно сидел в стороне, думая о судьбе поля и о тех, кто здесь пал в великом сражении. Когда велосипедисты остались ночевать, Захар ушёл домой ужинать, оставив им сарайчик для ночлега. Но ранним утром они увидели, что смотритель ночевал прямо в замёрзшей копне с собакой: �ABВ это заморозное утро встающий из копны, он был уже не Смотритель, а как бы Дух этого Поля, стерегущий, не покидавший его никогда.�BB
В это заморозное утро встающий из копны, он был уже не Смотритель, а как бы Дух этого Поля, стерегущий, не покидавший его никогда.
Подробный пересказ[ред.]
Деление пересказа на главы — условное.
Велосипедное путешествие на Куликово поле[ред.]
Друзья попросили рассказчика поведать что-нибудь из летнего велосипедного путешествия. Он решил рассказать о поездке на Куликово поле. Долго они целились туда добраться, но дороги не ложились как надо.
Да ведь туда раскрашенные щиты не зазывают, указателей нет, и на карте найдёшь не на каждой, хотя битва эта... досталась русскому телу и русскому духу дороже, чем Бородино
Путешественники подбирались к полю нескладно: от Епифани через Казановку и Монастырщину. Благодаря отсутствию дождей они проехали в сёдлах, не таща велосипеды за руль, а через Дон и Непрядву переводили их по пешеходным мосткам.
Дорога к памятнику и размышления о великой битве[ред.]
Задолго, с высоты, путешественники увидели на другой обширной высоте как будто иглу в небо. Спустившись, потеряли её из виду, но поднимаясь вверх, снова увидели серую иглу, а рядом с ней привиделась странная церковь невиданной постройки с прозрачными куполами, которые колебались в струях жаркого августовского дня.
В лощинке у колодца они напились и наполнили фляжки. Мужичок, который давал им ведро, на вопрос о Куликовом поле посмотрел на них как на глупеньких и поправил произношение.
После встречи с мужичком они шли глухими просёлками и до самого памятника несколько километров не встретили ни души. Всё было засеяно и доспевало — греча, свекла, клевер, овёс, рожь, горох.
Нам без помех думалось о тех русоволосых ратниках, о девяти из каждого пришедшего десятка, которые вот тут, на сажень под теперешним наносом, легли и докости растворились в земле
Весь этот некрутой и широкий взъём на Мамаеву высоту не мог резко изменить очертаний за шесть веков. Именно тут с вечера 7 сентября и ночью располагались кормить коней, молиться и гадать больше двухсот тысяч русских. Из каждых десяти воинов девять ждали последнего своего утра.
Первая встреча с Захаром-Калитой[ред.]
Посевы оборвались, на высоте начался подлинный заповедник. Памятник удивлял и вблизи — башня из чугунного литья метров на тридцать, составленная из фигурных плит и стянутая изнутри болтами. Церковь оказалась с ободранными куполами — жители сняли жесть на свои надобности.
Путешественники пришли как на пустое место, не чая кого-нибудь встретить. Но сначала увидели седенького старичка с двумя парнишками, которые писали в большую книгу — Книгу Отзывов.
Тут на них легла дородная тень. Это был Смотритель Куликова Поля — тот муж, которому довелось хранить славу. В руках у него был простой крестьянский мешок, до половины наложенный.
Смотритель неодобрительно поздоровался, предупредил не мять посадку велосипедами. На нём был расстёгнутый пиджак серо-буро-малинового цвета, в отвороте сияла звезда октябрёнка, под пиджаком — длинная синяя рубаха, перепоясанная армейским ремнём. У него была пришита калита для Книги Отзывов.
День на Куликовом поле. Наблюдения за смотрителем[ред.]
Путешественники решили пробыть тут день до конца и ночь. Они осматривали памятник, бродили по полю, стараясь вообразить, кто где стоял 8 сентября. На памятнике были многочисленные надписи посетителей.
Приехали трое рабочих парней из Новомосковска на мотоцикле. Они легко вскочили на плоскости памятника, удивляясь, как он здорово собран.
Захар рассказал о битве, показал грамотку с посвящением Дмитрию Донскому и годом постановки памятника — 1848. Плиту с надписью украл житель их деревни для хозяйственных нужд, и отобрать её нельзя.
Захар носил в мешке подобранные бутылки и банки, бутыль с водой, две буханки хлеба. Целый день к нему валил народ, некогда было сходить пообедать в деревню. На зарплату он жаловался:
Двадцать семь рублёв... А я без выходных. А с утра до вечера без перерыва. А ночью — опять тут.
Вечером к нему приехал приятель на мотоцикле, они полтора часа просидели в кустах. После этого Захар говорил громче и размахивал руками пошире. Он жаловался на отсутствие ружья для охраны:
Вот именно что! Власти не имею! Ружья — и то мне не дают. А тут — с автоматом надо.
Ночь в заповеднике истории[ред.]
Захар предложил путешественникам ночевать в его сарайчике, а сам пошёл ужинать в деревню. На ночь он взял топор с укороченным топорищем — единственное дозволенное оружие. Он высказал это с обречённостью, как будто ожидал, что орда басурман прискачет валить памятник.
Путешественники остались на Куликовом поле одни. Стала ночь с полною луной. Башня памятника и церковь-крепость выставились чёрными заслонами. Не пролетел ни один самолёт, не проурчал ни один мотор.
Эта земля, трава, эта луна и глушь были все те самые, что и в 1380 году. В заповеднике остановились века, и, бредя по ночному Полю, всё можно было вызвать
Хотелось понимать Куликовскую битву в её цельности, отмахнуться от скрипучих оговорок летописцев о том, что после победы оскудела воинством русская земля, что Тохтамыш через два года снова разорил Москву.
Утреннее прозрение. Захар как дух поля[ред.]
Утром путешественники проснулись от холода и стали собираться в дорогу. Едва они отделились от сарайчика, как от одной из копён залаяла сивая собака и побежала на них. За нею развалилась копна, и оттуда встал Захар-Калита, одетый в пальтишко с короткими рукавами.
Он ночевал в копне в пронимающем холоде! В это заморозное утро, встающий из копны, он был уже не Смотритель, а как бы Дух этого Поля, стерегущий, не покидавший его никогда. Путешественники попрощались тепло, а он кричал им в успокоение:
Не-е-ет! Не-е-ет, я этого так не оставлю! Я до Фурцевой дойду! До Фурцевой!