Очень краткое содержание[ред.]
Генуя, начало 20 века. На площади перед вокзалом собралась толпа, ожидающая прибытия детей из Пармы, где шла забастовка. Рабочие Пармы, не в силах прокормить детей, отправили их к товарищам в Геную.
Прибыл поезд, и из вагонов вышли маленькие, полуодетые и уставшие дети. Толпа встретила их с восторгом, играл оркестр. Дети, несмотря на усталость, воодушевились и закричали "Viva Italia!" Генуэзцы разобрали детей по домам, чтобы накормить и приютить их.
Один из рабочих, держа на плече девочку из Пармы, сказал своей жене:
Площадь опустела, остались лишь смятые цветы и конфетные обёртки. Из улиц доносились весёлые крики людей, идущих навстречу новой жизни. Этот эпизод символизировал солидарность рабочих и их надежду на лучшее будущее.
Подробный пересказ[ред.]
Деление пересказа на главы — условное.
Ожидание детей из Пармы[ред.]
На небольшой площади перед вокзалом в Генуе собралась густая толпа. Среди собравшихся преобладали рабочие, но было много и хорошо одетых людей. Во главе толпы стояли члены муниципалитета. Над их головами развевалось тяжёлое, искусно вышитое шёлком знамя города, а рядом с ним - разноцветные знамена рабочих организаций. Блестело золото кистей, бахромы и шнурков, сверкали копья на древках, шелестел шёлк. Толпа гудела, как хор, поющий вполголоса.
Над площадью возвышалась статуя Колумба на высоком пьедестале. Казалось, что он смотрит вниз на людей, как бы говоря мраморными устами:
«Побеждают только верующие».
У подножия статуи музыканты разложили медные трубы, которые сверкали на солнце, словно золото. Вогнутым полукругом стояло тяжёлое мраморное здание вокзала, раскинув свои крылья, будто желая обнять людей. Из порта доносились звуки работы: тяжёлое дыхание пароходов, глухая работа винтов в воде, звон цепей, свистки и крики. На площади же было тихо и душно, всё было залито жарким солнцем. На балконах и в окнах домов виднелись женщины с цветами в руках и празднично одетые дети.
Когда раздался свист приближающегося к станции локомотива, толпа дрогнула. Над головами взлетело несколько измятых шляп, музыканты взяли трубы, а какие-то серьёзные пожилые люди, приводя себя в порядок, вышли вперёд, обратились лицом к толпе и начали что-то говорить, размахивая руками.
Толпа медленно расступилась, освободив широкий проход к улице.
Встреча детей[ред.]
Из-за колонн вокзала показалась стройная процессия маленьких людей. Они были полуодеты и казались мохнатыми в своих лохмотьях, словно какие-то странные зверьки. Дети шли, держась за руки, по пять в ряд. Они были очень маленькие, пыльные и, видимо, усталые. Их лица были серьёзны, но глаза блестели живо и ясно.
Когда музыка заиграла в честь их прибытия гимн Гарибальди, по худеньким, острым и голодным личикам детей пробежала, весёлой рябью, улыбка удовольствия.
Толпа приветствовала детей оглушительным криком. Перед ними склонялись знамёна, ревели медные трубы, оглушая и ослепляя их. Дети были несколько ошеломлены этим приёмом и на секунду подались назад.
Но вдруг дети как-то сразу вытянулись, выросли, сгрудились в одно тело и сотнями голосов, но звуком одной груди, крикнули: "Viva Italia!"
Толпа ответила громовым "Да здравствует молодая Парма!", опрокидываясь на детей. Те в ответ закричали: "Evviva Garibaldi!", серым клином врезаясь в толпу и исчезая в ней.
В окнах отелей и на крышах домов белыми птицами трепетали платки, оттуда на головы людей сыпался дождь цветов и раздавались весёлые, громкие крики. Всё вокруг ожило и стало праздничным, даже серый мрамор расцвёл яркими пятнами.
Над головами взрослых появились маленькие детские головки, мелькали крошечные тёмные руки, ловя цветы и приветствуя. В воздухе непрерывно гремел мощный крик: "Viva il Socialismo!" и "Evviva Italia!"
Размещение детей[ред.]
Почти всех детей разобрали по рукам. Они сидели на плечах взрослых, были прижаты к широким грудям каких-то суровых усатых людей. Музыка едва была слышна в шуме, смехе и криках. В толпе сновали женщины, разбирая оставшихся приезжих, и кричали друг другу: "Вы берёте двоих, Аннита?" - "Да. Вы тоже?" - "И для безногой Маргариты одного..."
Повсюду царило весёлое возбуждение, люди улыбались, у многих были влажные добрые глаза. Кое-где дети забастовщиков уже жевали хлеб.
Старик с птичьим носом и чёрной сигарой в зубах заметил: "В наше время об этом не думали!" Кто-то ответил: "А - так просто..." Старик согласился: "Да! Это просто и умно."
Старик вынул сигару изо рта, посмотрел на её конец и, вздохнув, стряхнул пепел. Затем, увидев рядом с собой двух ребят из Пармы, видимо, братьев, он сделал грозное лицо и ощетинился. Дети смотрели на него серьёзно. Старик нахлобучил шляпу на глаза, развёл руки, дети, прижавшись друг к другу, нахмурились, отступая. Вдруг старик присел на корточки и громко, очень похоже, пропел петухом. Дети захохотали, топая голыми пятками по камням, а старик встал, поправил шляпу и, решив, что сделал всё, что надо, покачиваясь на неверных ногах, отошёл прочь.
У подножия статуи Колумба стояла горбатая и седая женщина с лицом бабы-яги и жёсткими серыми волосами на костлявом подбородке. Она плакала, отирая красные глаза концом выцветшей шали. Тёмная и уродливая, она казалась так странно одинокой среди возбуждённой толпы людей.
Приплясывая, шла черноволосая генуэзка, ведя за руку мальчика лет семи в деревянных башмаках и серой шляпе до плеч. Он встряхивал головой, чтобы сбросить шляпу на затылок, но она всё падала ему на лицо. Женщина сорвала шляпу с маленькой головы и, высоко взмахнув ею, что-то пела и смеялась. Мальчик смотрел на неё, закинув голову, весь улыбка, потом подпрыгивал, желая достать шляпу, и оба они исчезли в толпе.
Высокий человек в кожаном переднике, с голыми огромными руками, держал на плече девочку лет шести, серенькую, точно мышь. Он говорил женщине, идущей рядом с ним и ведущей за руку мальчугана, рыжего, как огонь: "Понимаешь, - если это привьётся... Нас трудно будет одолеть, а?" И густо, громко, торжествующе хохотал и, подбрасывая свою маленькую ношу в синий воздух, кричал: "Evviva Parma-a!"
Люди уходили, уводя и унося с собою детей. На площади остались смятые цветы, бумажки от конфет, весёлая группа факино и над ними благородная фигура человека, открывшего Новый Свет. А из улиц, точно из огромных труб, красиво лились весёлые крики людей, идущих навстречу новой жизни.