В гостинице «Северный Полюс» на Арбате давно жил вместе со мной некий Иван Иванович, человек уже старенький, потрепанный жизнью, очень скромный. Что-то он делал, зачем-то жил на свете. Часов в девять он уходил, в пятом возвращался. Его домашняя жизнь ничем внешним не проявлялась. С редким однообразием существовал Иван Иванович. Времена года не оказывали никакого влияния на образ его жизни. Но вот однажды весной откуда-то приехал и стал ближайшим соседом Ивана Ивановича какой-то князь. Он поразил его не титулом и не внешностью – князь был очень проживший человек, на вид очень запущенный, нескладный, огромный с мешками под глазами, с тяжкой одышкой.
Иван Иванович просто влюбился в князя, на каждом шагу стал подражать ему. Например, он как и князь ложился спать поздно, часа в два ночи. Князь с вечера выставлял за дверь свои большие растоптанные башмаки и вывешивал панталоны. Иван Иванович тоже стал выставлять свои сморщенные сапожки и вывешивать брючки с оборванными пуговицами, которые прежде не вывешивались никогда, даже под большие праздники. Князь любил цирк и часто бывал там. Иван Иванович никогда цирк не любил, но однажды сходил и рассказал князю, какое он получил удовольствие.
Наступила весна. Было множество москвичей, которые уже меняли или готовились изменить свою жизнь, убирали свои квартиры, заказывали летние костюмы, делали покупки, готовились к отъезду из Москвы, к отдыху на дачах, на Кавказе, в Крыму, за границей. И бедный Иван Иванович стал мечтать зажить по-новому, по-весеннему. Он подстриг бороду, купил себе серенькую шляпу и чемоданчик, собирался съездить летом к Троице или в Новый Иерусалим.
Я не знаю, сбылась ли эта мечта, и чем вообще кончился порыв Ивана Ивановича. Вскоре мы все, то есть князь, Иван Иванович и я, в один прекрасный день расстались навеки. Удивительно, что в моей душе сохранились наши общие глупые надежды и радости, наша далёкая московская весна.