Горе от ума (Грибоедов)/Действие 3
Очень краткое содержание[ред.]
Москва, начало XIX века. Чацкий пытался выяснить у Софьи, кого она любит — Молчалина или Скалозуба. Софья уклонялась от прямого ответа, но защищала Молчалина, называя его скромным и уступчивым.
Чацкий встретился с Молчалиным и разговаривал с ним. Молчалин рассказал о своих талантах — умеренности и аккуратности, советовал Чацкому посещать влиятельную Татьяну Юрьевну. Чацкий презирал такое угодничество.
Вечером в доме Фамусова собрались гости на бал. Чацкий встретил старого друга Платона Михайловича, который женился и стал скучным домоседом под влиянием жены. Прибыли князь и княгиня Тугоуховские с дочерьми, графини Хрюмины, старуха Хлёстова с арапкой и собачкой.
Чацкий раздражал Софью своими насмешками над Молчалиным. В разговоре с господином N. Софья обронила фразу:
Он не в своём уме... Не то, чтобы совсем... Мне кажется.
Слух о безумии Чацкого мгновенно разнёсся по балу. Гости с готовностью поверили в это и стали обсуждать причины: одни винили пьянство, другие — учёность. Когда Чацкий появился и произнёс пламенную речь против преклонения перед всем иностранным, все гости отшатнулись от него и продолжили танцевать.
Подробный пересказ[ред.]
Деление пересказа на главы — условное.
Чацкий пытается выяснить, кого любит Софья[ред.]
Чацкий решил дождаться Софью и выяснить, кто же ей мил — Молчалин или Скалозуб. Он размышлял о том, что Молчалин прежде был глуп, а Скалозуб — хрипун и фагот, созвездие манёвров и мазурки. В этот момент вошла Софья. Чацкий обрадовался её появлению и попытался узнать, кого она любит. Софья уклончиво отвечала, что любит весь свет, а когда Чацкий настаивал, сказала, что есть многие родные.
Софья упрекнула Чацкого в том, что он готов всех рядить в шуты, что у него грозный взгляд и резкий тон. Чацкий возразил:
Я странен; а не странен кто ж?
Тот, кто на всех глупцов похож;
Молчалин например...
Софья сказала, что не хочет мешать, и собралась уйти. Чацкий удержал её и решил притвориться. Он стал говорить, что, возможно, не прав перед Молчалиным, что тот мог измениться за три года. Чацкий признавал, что в Молчалине может быть бойкий ум и смелый гений, но спрашивал, есть ли в нём страсть и чувство, чтобы кроме Софьи весь мир казался ему прахом и суетой. Он говорил, что сам чувствует это, но не может сказать, а Молчалин лишь смолчит и голову повесит.
Софья в ответ сказала, что Молчалин давеча мог без руки остаться, и она живо приняла в нём участие. Она упрекнула Чацкого в том, что он невоздержан на язык и в презрении к людям так нескрыт, что даже смирнейшему пощады нет. Софья защищала Молчалина, говоря, что он приобрёл дружбу всех в доме, служит при её батюшке три года, обезоруживает его безмолвием, не ищет веселостей, а сидит со стариками целый день.
Софья продолжала описывать Молчалина:
Конечно нет в нём этого ума,
Что гений для иных, а для иных чума,
Который скор, блестящ и скоро опротивит...
Подготовка к балу и прибытие гостей[ред.]
Софья заключила, что Молчалин уступчив, скромен, тих, в лице ни тени беспокойства, на душе проступков никаких, чужих не рубит — вот за что она его любит. Чацкий подумал про себя, что она шалит и не любит Молчалина. Вслух он спросил про Скалозуба, но Софья ответила, что он не её романа.
Появилась Лиза и шёпотом сообщила Софье, что к ней сейчас придёт Молчалин. Софья извинилась перед Чацким, сказав, что ей нужно идти к прихмахеру, так как вечером ждут гостей. Чацкий попросил разрешения зайти к ней в комнату хотя бы на несколько минут, чтобы отдохнуть среди воспоминаний о невозвратном. Софья пожала плечами, ушла к себе и заперлась.
Оставшись один, Чацкий размышлял о том, неужели Молчалин избран Софьей. Он думал, что ума в нём мало, но чтобы иметь детей, кому ума недоставало. В этот момент вошёл Молчалин.
Чацкий заговорил с Молчалиным, спросил о его образе жизни. Молчалин отвечал, что живёт по-прежнему, день за день. Чацкий поинтересовался, получил ли он награды. Молчалин сообщил, что с тех пор, как числится по Архивам, получил три награжденья. На вопрос Чацкого о его таланте Молчалин ответил, что у него два таланта — умеренность и аккуратность.
Молчалин спросил, почему Чацкому не дались чины. Чацкий ответил:
Чины людьми даются;
А люди могут обмануться.
Молчалин рассказал, что некая Татьяна Юрьевна говорила про связь Чацкого с министрами, а потом про разрыв. Чацкий сказал, что с ней незнаком и слышал, что она вздорная. Молчалин удивился и стал расхваливать Татьяну Юрьевну, говоря, что все её друзья и родные — чиновные и должностные, что у неё можно найти покровительство. Чацкий ответил, что к женщинам ездит не за этим.
Молчалин продолжал расспрашивать Чацкого, упомянул Фому Фомича, который при трёх министрах был начальником отделенья. Чацкий назвал его пустейшим человеком из самых бестолковых. Молчалин возразил, что слог Фомы Фомича ставят в образец. Чацкий сказал, что глупостей не читает, а пуще образцовых. Молчалин заметил, что не смеет своего суждения произнести, на что Чацкий спросил, зачем же так секретно. Молчалин ответил:
В мои лета не должно сметь
Своё суждение иметь.
Чацкий возмутился, спросил, зачем же мнения чужие только святы. Молчалин объяснил, что надобно зависеть от других, ведь они в чинах небольших. Чацкий почти громко воскликнул, что с такими чувствами и душою Молчалин любим, и что обманщица Софья смеялась над ним. Наступил вечер. Все двери распахнулись, в перспективе раскрылся ряд освещённых комнат. Слуги засуетились, готовя столы для карт.
Первой приехала молодая дама Наталья Дмитриевна. Она удивилась, увидев Чацкого, и спросила, давно ли он в Москве. Чацкий ответил, что только нынче. Он заметил, что она похорошела и помолодела. Наталья Дмитриевна сообщила, что замужем, и представила Чацкому своего мужа — Платона Михайловича.
Оказалось, что Платон Михайлович — старый друг Чацкого. Они обрадовались встрече. Чацкий заметил, что Платон Михайлович ведёт себя исправно — московский житель и женат. Платон Михайлович признался, что теперь спокоен и ленив, на флейте твердит дуэт, который твердил пять лет назад. Наталья Дмитриевна заботливо следила за мужем, велела ему застегнуться и отойти от двери, где дует сквозной ветер. Прибыли новые гости — князь Тугоуховский с княгиней и шестью дочерьми.
Рождение и распространение сплетни о безумии Чацкого[ред.]
Княжны стали обсуждать наряды. Княгиня спросила Наталью Дмитриевну про Чацкого — отставной ли он и холостой ли. Узнав, что он не женат, княгиня велела князю пригласить его на вечер в четверг. Но когда выяснилось, что Чацкий не камер-юнкер и не богат, княгиня громко крикнула князю, чтобы тот вернулся. Появились графини Хрюмины — бабушка и внучка. Графиня-внучка язвительно заметила, что они первые.
Стали прибывать другие гости. Из своих комнат вышла Софья. Загорецкий вручил ей билет на завтрашний спектакль, рассказав, как трудно ему было его достать. Софья поблагодарила его. Платон Михайлович предостерёг Чацкого от Загорецкого, назвав его отъявленным мошенником и плутом.
Приехала Хлёстова, пожилая тётушка Софьи. Она жаловалась, что в шестьдесят пять лет тащиться к племяннице — мученье. Хлёстова взяла с собой арапку-девку и собачку, велела их накормить. Она рассказала, что арапку ей достал Загорецкий — лгунишка, картёжник и вор, но мастер услужить. Чацкий засмеялся, и Хлёстова возмутилась, спросив, чему он рад и над чем смеётся.
Появился Фамусов, громогласно объявив, что ждут князя Петра Ильича. Затем прибыл Скалозуб.
Фамусов подвёл его к Хлёстовой, представив как своего невестушку. Молчалин составил Хлёстовой партию для игры в карты и похвалил её шпица. Хлёстова поблагодарила его. Чацкий остался с Софьей и несколькими посторонними. Он стал насмешливо говорить о Молчалине, что тот как громовой отвод, мирно всё уладит, вовремя моську погладит, карточку вотрёт. Софья про себя подумала:
Вот нехотя с ума свела!
К Софье подошёл некий господин N и спросил, о чём она размышляет. Софья ответила, что об Чацком. На вопрос, как она его нашла по возвращении, Софья сказала: «Он не в своём уме». Господин N переспросил, ужли Чацкий с ума сошёл. Софья, помолчав, ответила: «Не то, чтобы совсем...» и пристально посмотрела на собеседника. Тот спросил, есть ли приметы. Софья сказала: «Мне кажется».
Господин N встретил господина D и сообщил ему:
С ума сошёл!.. Ей кажется... вот на!
Недаром? Стало быть... с чего б взяла она!
Господин D не поверил, назвав это пустым. Но господин N сказал, что не он один говорит, а другие. Господин D встретил Загорецкого и передал ему слух. Загорецкий подтвердил, что знает, помнит и слышал об этом — дядя-плут упрятал Чацкого в безумные, схватили его, в жёлтый дом посадили и на цепь. Загорецкий встретил графиню-внучку и сообщил ей, что Чацкий сумасшедший, что он сошёл с ума. Графиня-внучка сказала, что заметила это сама.
Бал в разгаре и обличительный монолог Чацкого о преклонении перед иностранным[ред.]
Она побежала к бабушке и взволнованно рассказала ей о чудесах и новостях. Глухая графиня-бабушка не расслышала и переспросила, нет ли пожара. Загорецкий попытался ей объяснить, что Чацкий произвёл всю кутерьму. Графиня-бабушка поняла по-своему — что Чацкого свели в тюрьму, что он в горах изранен в лоб и сошёл с ума от раны, что он пошёл в басурманы. Графиня-бабушка встретила глухого князя Тугоуховского и попыталась рассказать ему про Чацкого.
Собрались все гости — Хлёстова, Софья, Молчалин, Платон Михайлович, Наталья Дмитриевна, графиня-внучка, княгиня с дочерьми, Загорецкий, Скалозуб, Фамусов и многие другие. Хлёстова воскликнула, что Чацкий с ума сошёл, да как проворно. Платон Михайлович спросил, кто первый разгласил. Наталья Дмитриевна ответила, что все. Фамусов вошёл и заявил, что он первый открыл это, что давно дивится, как никто Чацкого не свяжет.
Все стали обсуждать безумие Чацкого. Хлёстова вспомнила, что он начал хохотать, когда она что-то сказала. Молчалин пожаловался, что Чацкий отсоветовал ему служить в Архивах. Графиня-внучка возмутилась, что он назвал её модисткою. Наталья Дмитриевна сообщила, что Чацкий дал совет её мужу жить в деревне. Загорецкий подтвердил, что Чацкий безумный по всему. Фамусов объявил, что Чацкий пошёл по матери, покойнице, которая с ума сходила восемь раз. Хлёстова решила, что Чацкий в его лета с ума спрыгнул, чай, пил не по летам. Фамусов заключил:
Ученье — вот чума, ученость — вот причина,
Что нынче, пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений.
Хлёстова согласилась, что впрямь с ума сойдёшь от пансионов, школ, лицеев и ланкартачных взаимных обучений. Княгиня рассказала про петербургский педагогический институт, где упражняются в расколах и безверьи. Скалозуб обрадовал всех, сообщив, что есть проект насчёт лицеев, школ и гимназий — там будут учить по-нашему: раз, два, а книги сохранят для больших оказий. Фамусов воскликнул, что нужно забрать все книги да сжечь.
В этот момент появился Чацкий. Все зашикали и попятились от него в противную сторону. Хлёстова испугалась, что он, как безумный, затеет драться и потребует к разделке. Фамусов опасливо обратился к Чацкому, назвав его любезнейшим, сказал, что тот не в своей тарелке, что с дороги нужен сон, и попросил дать пульс. Чацкий ответил:
Да, мочи нет: мильон терзаний
Груди от дружеских тисков,
Ногам от шарканья, ушам от восклицаний...
Он подошёл к Софье и сказал, что душа у него каким-то горем сжата, что в многолюдстве он потерян, сам не свой, что недоволен Москвой. Хлёстова заметила, что Москва, видите ли, виновата. Софья спросила Чацкого, что его так гневит.
Чацкий рассказал, что в той комнате была незначущая встреча — французик из Бордо собрал вокруг себя род веча и рассказывал, как снаряжался в путь в Россию, к варварам, со страхом и слезами, а приехал и нашёл, что ласкам нет конца, ни звука русского, ни русского лица не встретил, будто в отечестве с друзьями. Чацкий говорил, что француз чувствует себя здесь маленьким царьком, такой же толк у дам, такие же наряды. Он рад, но мы не рады.
Чацкий продолжал, что со всех сторон раздались тоска, оханье и стон: «Ах! Франция! Нет в мире лучше края!» Две княжны-сестрицы повторяли урок, который им из детства натвержён. Чацкий воссылал желанья смиренные, однако вслух:
Чтоб истребил господь нечистый этот дух
Пустого, рабского, слепого подражанья...
Чацкий говорил, что хуже для него стал Север во сто крат с тех пор, как отдал всё в обмен на новый лад — и нравы, и язык, и старину святую, и величавую одежду на другую, по шутовскому образцу. Он возмущался, что платья, волосы и умы коротки, что если мы рождены всё перенимать, то хоть у китайцев бы занять премудрого незнанья иноземцев. Чацкий спрашивал, воскреснем ли мы когда от чужевластья мод, чтоб умный, бодрый наш народ хотя по языку нас не считал за немцев. Он рассказал, что кто-то забормотал ему: «Как европейское поставить в параллель с национальным — странно что-то! Ну как перевести мадам и мадмуазель? Ужли сударыня!!» И тут у всех на счёт Чацкого поднялся смех. Чацкий, рассердясь и жизнь кляня, готовил им ответ громовой, но все оставили его. Чацкий оглянулся и увидел, что все в вальсе кружатся с величайшим усердием, а старики разбрелись к карточным столам.