В тихом тумане (Чигринов)
Очень краткое содержание[ред.]
Белорусская деревня Баровка, послевоенные годы. После тридцатилетнего отсутствия к деревне подошла старая женщина Матрёна Рейдиха.
У Чиковых печей её заметила Ганна Тараськова, изначально настороженно принявшая старуху, но вскоре пригласила её переночевать к себе. Деревня быстро узнала неожиданную гостью и заговорила о ней.
В деревне помнили мужа Рейдихи — сурового лесника Лазаря и её сына Якова, предателя, который в годы войны помогал немцам убивать и жечь дома, включая дом Ганны, чей отец был им повешен. Якова позднее расстреляли партизаны. Проведя ночь у Ганны, Рейдиха рано утром засобиралась в путь, желая идти в соседнее Заборье, чтобы поставить свечу.
Перед уходом заплакавшая Рейдиха «на помилуй бог, готовая ползать у ног, просила показать ей… сынову могилу».
Рейдиха на помилуй бог, готовая ползать у ног, просила показать ей... сынову могилу.
Местный мальчик привёл старуху на заболоченный край деревни, где был захоронен её сын. Там Рейдиха без слёз упала на заросший дёрном холмик и, прижавшись к земле, зашептала что-то, стараясь нагрести руками могильный курганок.
Подробный пересказ[ред.]
Деление пересказа на главы — условное.
Прибытие Рейдзихи в Боровку[ред.]
В тихий летний вечер, когда солнце уже клонилось к закату, в деревню Боровка пришла старая женщина. Её заметила Тараськова Ганна, собиравшая хворост в Чикавых печах за деревней. Сначала Ганна не могла разглядеть одинокую фигуру на пустынной дороге, но когда женщина свернула на тропинку, ведущую к выгону, узнала в ней Рейдзиху, не появлявшуюся в Боровке уже тридцать лет.
Была та затишная пора перед заходом солнца, когда в деревню ещё не вернулись с поля коровы, а люди, придя с работы (как раз за длинным логом метали в этот день стога), успели угомониться.
Рейдзиха подошла к Ганне, тихо поздоровалась и вдруг заплакала. Она стояла перед Ганной сгорбленная, маленькая, с потрескавшимися босыми ногами. На ней был зелёный латаный андарак, длинная сатиновая кофта и красивый красный платок с чёрной бахромой.
Ночлег в доме Ганны[ред.]
Рейдзиха рассказала, что направляется в Заборье помолиться и поставить свечку. Она спросила об Авдотье Мелеховой, у которой надеялась переночевать, но узнала, что та умерла сразу после войны. Ганна пригласила старуху к себе, сказав, что у неё большой новый дом, где она живёт одна, так как её муж Иван не вернулся с войны.
Весть о возвращении Рейдзихи быстро облетела всю деревню. После ужина старуха ещё немного посидела на лавке под окнами, а затем попросилась спать. Ганна уложила её за печкой на свежем сеннике. Лёжа в постели, Рейдзиха с облегчением думала о том, что никто из жителей Боровки не упомянул о её сыне, и была благодарна им за это.
Сегодня всё время... она ждала, что вот-вот люди начнут говорить про её сына. Этого старуха боялась больше всего на свете. Но бог милостивый был, и ни один человек не напомнил про него.
История семьи Рейды[ред.]
У Рейдзихи был муж Лазарь Рейда, человек чёрный и хмурый, как осеннее небо, и сын Яшка, такой же чёрный и хмурый, но ростом пониже и силой послабее отца. Лазарь всю жизнь проработал лесником — сначала у пана, потом при советской власти. Жили они в лесничьей хате посреди соснового бора, в трёх километрах от Боровки, в местечке под названием Круглое.
Лазарь Рейда строго нёс свою службу, не позволяя крестьянам брать из панского леса ни сена, ни дров. За это пан хорошо ему платил, а крестьяне ненавидели. Тем временем вокруг лесничьей хаты на нетронутых лугах паслось множество коров — это было хозяйство Рейдзихи. Ходили слухи, что Рейда даже хотел купить у пана имение, но после революции земля была поделена между крестьянами, а лес отошёл государству.
Примерно через десять лет в лесничестве обнаружили, что Рейда продавал государственный лес, и его прогнали с Круглого. Он пришёл в Боровку, но никто не захотел уступить ему место для постройки дома. В итоге Рейда поставил хату за околицей, в конаплёвском конце. В колхоз он вступать не хотел.
Предательство Якова и сожжение деревни[ред.]
Однажды загорелся колхозный коровник. Он горел всю короткую летнюю ночь, а утром в Боровке появился конный милиционер. Он арестовал Лазаря Рейду и под дулом нагана погнал его в район. Через неделю Рейдзиха с сыном, опасаясь раскулачивания, спешно покинули деревню.
В сорок втором году в Боровке появился Яков Рейда. Он прибыл в деревню вместе с карательным отрядом, в чужой военной форме с черепами на рукаве. Рейдзихин сын, тихий и незаметный человек, которого никогда не было видно из-за отцовской спины, оказался вдруг в немцах.
Яков стоял рядом с немецким офицером на высоком крыльце бывшего колхозного правления и злорадно смотрел, как солдаты сгоняли на площадь людей со всей Боровки. На площади была подготовлена виселица. Яков подошёл к старому Тараську и, подталкивая автоматом в спину, повёл его к виселице.
Немцы повесили Тараська, а затем сожгли всю деревню. Рейдзихин сын первым поднёс горящий факел под соломенную крышу Тараськовой хаты. Затем ещё несколько домов подожгли немецкие солдаты. Остальное доделал ветер — в тот день был ветреный день, и пламя, перелетая с одной крыши на другую, безжалостно охватило всю деревню.
Посещение могилы сына[ред.]
На следующее утро Рейдзиха встала рано. Несмотря на усталость, она осторожно выскользнула из дома, чтобы не разбудить Ганну. Над озером плавал туман, а на востоке поднималось тяжёлое солнце.
Вскоре вышла и Ганна. Старуха сказала ей, что здесь благодать, и в её голосе прозвучали одновременно взволнованность и зависть. Перед уходом Рейдзиха неожиданно попросила Ганну показать ей могилу сына.
Ей казалось, что, принимая Рейдиху в своём доме, она тем самым делала что-то нехорошее по отношению к соседям, хотя и знала - никто не будет упрекать её, потому что каждый на её месте сделал бы то же самое.
К берёзовому болоту Рейдзиху повёл соседский мальчик, десятилетний Митька Авласов. Они пошли в обход деревни. Вскоре они подошли к болоту, и мальчик показал на дёрн, сказав, что где-то здесь похоронен Яков Рейда. Собака Митьки начала копать землю, но Рейдзиха оттолкнула её и упала на землю, прижавшись к ней высохшей грудью.
Руки её, жёлтые и слабые, судорожно и беспомощно скользили по мокрой, ещё не высушенной от росы траве, словно пытались нагрести на этом ровном многолетнем дёрне могильный холмик.