Первая часть
39-летний худощавый Уинстон Смит, сотрудник Министерства правды со стажем, поднимается в свою квартиру.
В вестибюле висит плакат с изображением громадного грубого лица с густыми чёрными бровями. «Портрет был выполнен так, что, куда бы ты ни стал, глаза тебя не отпускали». «СТАРШИЙ БРАТ СМОТРИТ НА ТЕБЯ» — гласит подпись. В квартире Смита, как и в любой другой, беспрерывно подслушивает и подсматривает телекран. Из окна виднеется фасад его министерства с партийными лозунгами:
ВОЙНА — ЭТО МИР
СВОБОДА — ЭТО РАБСТВО
НЕЗНАНИЕ — СИЛА
Смит решает вести дневник (это преступление карается смертью или каторжными лагерями). Он вспоминает утреннюю двухминутку ненависти в министерстве. Главным объектом ненависти двухминуток неизменно остаётся Голдстейн – первый изменник, главный осквернитель партийной чистоты: он появляется на телекране. В зале для просмотра Уинстон встретил веснушчатую девицу с густыми тёмными волосами. На её талии красовался алый кушак — эмблема Молодежного антиполового союза. Уинстон с первого взгляда невзлюбил её: такие молоденькие и хорошенькие были самыми фанатичными приверженцами партии.
Одновременно с женщиной вошёл О’Брайен, член внутренней партии. «О’Брайен был рослый плотный мужчина с толстой шеей и грубым насмешливым лицом… Он имел привычку поправлять очки на носу, и в этом характерном жесте было что-то до странности обезоруживающее, что-то неуловимо интеллигентное… Его тянуло к О’Брайену, но не только потому, что озадачивал этот контраст между воспитанностью и телосложением боксера-тяжеловеса... В глубине души Уинстон подозревал, что О’Брайен политически не вполне правоверен».
Уинстон решает продолжить писать дневник. Полиция мысли всё равно до него доберётся, сделает он это или нет: мыслепреступление нельзя скрывать вечно. В это время в дверь стучится соседка миссис (товарищ, мысленно поправляется Уинстон) Парсонс и просит посмотреть раковину. Её муж работает вместе с Уинстоном в министерстве правды. Их играющие в разведчиков дети кричат Уинстону: «Изменник! Мыслепреступник!» Старший мальчик наставляет на него пистолет. В его действиях чувствуется не игра, а настоящая жестокость и злоба. Уинстон сочувствует женщине: таки дети будут постоянно следить и пытаться поймать на идейной невыдержанности.
Он вспоминает свой давний сон: кто-то говорит ему: «Мы встретимся там, где нет темноты». Это был голос О’Брайена. «Уинстон не мог отчетливо припомнить такое время, когда бы страна не воевала… Официально союзник и враг никогда не менялись… Партия говорит, что Океания никогда не заключала союза с Евразией. Он, Уинстон Смит, знает, что Океания была в союзе с Евразией всего четыре года назад. Но где хранится это знание? Только в его уме, а он, так или иначе, скоро будет уничтожен. И если все принимают ложь, навязанную партией,… тогда эта ложь поселяется в истории и становится правдой».
В стенах своего кабинета Уинстон принимается за работу. Он изменяет данные в газетах, выпущенных ранее, в соответствии с сегодняшним заданием. Уничтожались неверные прогнозы, политические ошибки Старшего Брата, имена нежелательных лиц вычёркивались из истории.
В столовой в обед Уинстон встречает филолога Сайма, специалиста по новоязу. Она говорит о своей работе, считает, что от языка останется один скелет: «Это прекрасно — уничтожать слова… Или оттенки и степени прилагательных. В конце концов мы сделаем мыслепреступление попросту невозможным — для него не останется слов».
«Сайма несомненно распылят» — думает Уинстон. «Чего-то ему не хватает: осмотрительности, отстранённости, некоей спасительной глупости. Нельзя сказать, что неправоверен… Но всегда от него шёл какой-то малопочтенный душок». Внезапно Уинстон замечает, что девушка с тёмными волосами, которую он вчера видел на двухминутке ненависти, пристально наблюдает за ним.
Уинстон вспоминает свою жену Кэтрин, с которой они разошлись 11 лет назад. Уже в самом начале совместной жизни Уинстон понял, что «никогда не встречал более глупого, пошлого, пустого создания. Мысли в её голове все до единой состояли из лозунгов, и не было на свете такой ахинеи, которой бы она не склевала с руки у партии. „Ходячий граммофон“ — прозвал он ее про себя». Она хотела ребёнка, но ребёнка не получилось, и они разошлись.
Уинстон считает, что только пролы — низшая каста Океании, составляющая 85 % населения, — способна уничтожить партию. У огромного большинства пролов нет даже телекранов в квартирах. «Во всех моральных вопросах им позволено следовать обычаям предков. Партийное сексуальное пуританство на пролов не распространялось».
Уинстон думает, сколько вокруг лжи. «К 1970 году в живых не осталось ни одного, кроме Старшего Брата. Всех разоблачили как предателей и контрреволюционеров. Голдстейн сбежал и скрывался неведомо где, кто-то просто исчез, большинство же после шумных процессов, где все признались в своих преступлениях, было казнено».
«С ощущением, что он говорит это О’Брайену и выдвигает важную аксиому», Уинстон пишет в дневнике: «Свобода — это возможность сказать, что дважды два — четыре».
Уинстон идёт вечером гулять. В лавке старьёвщика мистера Чаррингтона он покупает красивую старинную безделицу — застеклённый в полушарии коралл. Неожиданно на улице он встречает темноволосую девицу. Она смотрит ему прямо в глаза и проходит. Уинстону даже приходит в голову догнать её и убить.
Вторая часть
На работе в коридоре Уинстон вновь встречает эту веснушчатую девушку. Она спотыкается и падает. Он помогает ей встать, и девица суёт ему в руку записку, содержащую слова: «Я вас люблю». Уинстон обдумывает, как можно заговорить с нею. Наконец он видит её в столовой одну за столом и подсаживается к девушке. Они договариваются о свидании.
Они встречаются за городом, среди деревьев, где их не могут подслушать. Джулия – так зовут девушку – признаётся, что связей с партийными мужчинами у неё были десятки. Уинстон приходит в восторг: именно такая испорченность, животный инстинкт, неразборчивое вожделение могут разорвать партию в клочья! Их любовные объятия становятся боем, политическим актом.
Джулии 26 лет, она работает в отделе литературы на машине для сочинения романов. Джулия поняла смысл партийного пуританства: «Когда спишь с человеком, тратишь энергию; а потом тебе хорошо и на всё наплевать. Им это — поперек горла». Они хотят, чтобы энергия использовалась только для партийной работы.
Уинстон нанимает комнатушку над лавкой мистера Чаррингтона для встреч с Джулией – там нет телекрана. «Когда он сказал об этом Джулии, она на удивление быстро согласилась. Оба понимали, что это — сумасшествие. Они сознательно делали шаг к могиле». Во время одного свидания Джулия накрасилась: она похорошела удивительно. «Он никогда не видел и не представлял себе партийную женщину с косметикой на лице». «…она стала не только красивее, но и, самое главное, женственнее. Короткая стрижка и мальчишеский комбинезон лишь усиливали впечатление». Пока они лежат на кровати, из норы показывается крыса. Джулия относится к ней равнодушно, у Уинстона крыса вызывает отвращение: «Нет ничего страшней на свете».
Исчезает Сайм. «Все ясно. Сайм перестал существовать; он никогда не существовал». Джулия и Уинстон семь раз встречались в лавке старьёвщика в июне. Однажды, кода он обмолвился о войне с Евразией, «Джулия ошеломила его, небрежно сказав, что, по ее мнению, никакой войны нет. Ракеты, падающие на Лондон, может быть, пускает само правительство, «чтобы держать людей в страхе».
Наконец происходит судьбоносный разговор с О’Брайеном. Он подходит к Уинстону в коридоре и даёт свой адрес.
Уинстону вновь снится мать, и он просыпается в слезах. Он вспоминает своё голодное детство. Как исчез отец, Уинстон не помнит. Несмотря на то, что еду нужно было разделить между матерью, его болезненной сестрёнкой двух-трёх лет и Уинстоном, он требовал всё больше и больше еды. Когда они получили две унции шоколада, мать отдала сыну три четверти, а оставшуюся часть девочке. Уинстон вырвал у сестры шоколадку и убежал. Когда он вернулся, ни матери, ни сестры уже не было. После этого Уинстона отправили в колонию для беспризорных – «воспитательный центр».
Джулия решает встречаться с Уинстоном до самого конца. Уинстон говорит о пытках, если их раскроют: «Признание не предательство. Что ты сказал или не сказал — не важно, важно только чувство. Если меня заставят разлюбить тебя — вот будет настоящее предательство».
Уинстон и Джулия приходят к О’Брайену и признаются, что они враги партии и мыслепреступники. О’Брайен подтверждает, что организация заговора против партии, именуемая Братством, существует. Он обещает, что Уинстону передадут книгу Голдстейна.
На шестой день Недели ненависти объявляют, что Океания с Евразией не воюет. Война идет с Остазией. Евразия — союзник. «Воюем с Остазией! Все плакаты и транспаранты на площади были неправильные!.. Вредительство! Работа голдстейновских агентов!» «Океания воюет с Остазией: Океания всегда воевала с Остазией». В течение пяти дней Уинстон работает над уничтожением данных прошлого.
Уинстон начинает читать книгу Эммануэля Голдстейна «Теория и практика олигархического коллективизма» в комнатке в лавке мистера Чаррингтона. «Блаженное чувство — один с запретной книгой, в комнате без телекрана — не проходило». Появляется Джулия, и он читает ей главы вслух, пока она не засыпает.
Джулия и Уинстон слушают у окна, как поёт женщина–прол. «Мы — покойники» — по очереди произносят они. «Вы покойники» — раздаётся железный голос у них за спиной. Джулию ударяют и уносят. В комнате был спрятан телекран. Входит мистер Чаррингтон. Его седые волосы стали черными. «Он был похож на себя прежнего, но это был другой человек… Это было лицо настороженного хладнокровного человека лет тридцати пяти. Уинстон подумал, что впервые в жизни с полной определенностью видит перед собой сотрудника полиции мыслей».
Третья часть
«Уинстон не знал, где он. Вероятно, его привезли в министерство любви, но удостовериться в этом не было никакой возможности». «Мыслей у него было шесть. Болит живот; кусок хлеба; кровь и вопли; О’Брайен; Джулия; бритва». В его камере, где постоянно горит свет, появляется Парсонс. Во сне он кричал: «Долой Старшего Брата!», и дочурка донесла на него – об этом Парсонс говорит с гордостью, мол, воспитал её в правильном духе. Когда Уинстон остаётся один в камере, входит надзиратель с дубинкой и О’Брайен. «И вы у них!» — кричит Уинстон. О’Брайен отвечает: «Я давно у них… Не обманывайте себя. Вы знали это… всегда знали».
Начинается кошмар. Уинстона бьют и пытают. «Уинстон не помнил, было это в наркотическом сне, или просто во сне, или даже наяву, — голос прошептал ему на ухо: «Семь лет я наблюдал за вами. Настал переломный час. Я спасу вас, я сделаю вас совершенным». Наконец на допросах появляется О’Брайен, он намерен убедить Уинстона, прикованного к какому-то орудию пыток, что у того психическое расстройство. «Вы помните, — снова заговорил он, — как написали в дневнике: «Свобода — это возможность сказать, что дважды два — четыре»? Он показывает четыре пальца и просит Уинстона казать, сколько их. Уинстон упорно повторяет, что их четыре, хотя О’Брайен усиливает боль арестованного с помощью рычага. Наконец, не выдержав боли, Уинстон кричит «Пять!» Но О’Брайен говорит: «Вы лжете. Вы все равно думаете, что их четыре… Хотите, я объясню, зачем вас здесь держат? Чтобы вас излечить! Сделать вас нормальным! Вы понимаете, Уинстон, что тот, кто здесь побывал, не уходит из наших рук неизлеченным?»
О’Брайен говорит, что партия стремится к власти только ради неё самой. «Мы покорили материю, потому что мы покорили сознание. Действительность — внутри черепа». О’Брайен говорит, что он один из тех, кто писал книгу Братства. Партия будет всегда, её нельзя свергнуть. «Уинстон, вы — последний человек. Ваш вид вымер; мы наследуем Землю. Вы понимаете, что вы один? Вы вне истории, вы не существуете». О’Брайен отмечает, как опустился Уинстон, но тот возражает: «Я не предал Джулию». «Совершенно верно. Вы не предали Джулию» — соглашается О’Брайен.
Уинстона продолжают держать взаперти, недели или месяцы – он не знает. Его больше не бьют, хорошо кормят. Он пишет на грифельной доске сначала: «Свобода – это рабство», затем: «2 x 2 = 5» и «Бог — это власть». В полузабытьи Уинстон кричит: «Джулия, моя любимая!» Очнувшись, он понимает свою ошибку: О’Брайен ему этого не просит. Уинстон ненавидит Старшего Брата. «Умереть, ненавидя их, — это и есть свобода». Уинстона отправляют в комнату сто один. К его лицу подносят клетку с отвратительными крысами – этого он выдержать не может: «Отдайте им Джулию!.. Не меня! Джулию!» – кричит он.
Уинстон сидит в кафе «Под каштаном». Он размышляет над тем, что с ним случилось: «Они не могут в тебя влезть», — сказала Джулия. Но они смогли влезть. «То, что делается с вами здесь, делается навечно», — сказал О’Брайен. Правильное слово».
Уинстон встретил Джулию уже после пыток в Министерстве любви. Она изменилась: «Лицо приобрело землистый оттенок, через весь лоб к виску тянулся шрам, отчасти прикрытый волосами. Но дело было не в этом. А в том, что талия у неё стала толще и, как ни странно, отвердела. Он вспомнил, как однажды, после взрыва ракеты, помогал вытаскивать из развалин труп, и поражён был не только невероятной тяжестью тела, но его жёсткостью, тем, что его так неудобно держать — словно оно было каменное, а не человеческое. Таким же на ощупь оказалось её тело». Оба признались друг другу в предательстве. Джулия отметила самое главное: когда человек кричит, чтобы вместо него отдали другого, он не просто так говорит, он этого хочет. После такого поступка и отношение к преданному человеку меняется. Да, Уинстон хотел, чтобы её, а не его отдали.
В кафе раздаются победные фанфары: Океания победила Евразию. Уинстон тоже одерживает победу — над собой. Он любит Старшего Брата.