Стан избранных (Распай): различия между версиями

Материал из Народного Брифли
Перейти к:навигация, поиск
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 14: Строка 14:


== Раз ==
== Раз ==
Весной во французском курортном престижном поселке пожилой профессор Кальгюйе тревожно рассматривает «…невероятный флот, приковылявший сюда с другой половины земного шара, ржавый, убогий флот…». Множество самых разных водных посудин полностью забито людьми, беженцами, приплывшими из Азии. От флота сильно воняет, в связи с чем профессор резюмирует, что «палубы и трюмы должны быть забиты людьми плотно, как в бочке, значит они висят на трапах… значит, они стоят на мертвецах, и мертвецы стоят рядом с живыми, поддерживаемые последними… бурлящий поток живых, текущий по миллионам раздавленных мертвых тел».
Весной во французском курортном поселке профессор Кальгюйе тревожно рассматривает «…невероятный флот, приковылявший сюда с другой половины земного шара, ржавый, убогий флот…». Множество разных водных посудин полностью забито беженцами, приплывшими из Азии. От флота так сильно воняет, что «палубы и трюмы должны быть забиты людьми плотно, как в бочке, значит они висят на трапах… стоят на мертвецах, и мертвецы стоят рядом с живыми, поддерживаемые последними… бурлящий поток живых, текущий по миллионам раздавленных мертвых тел».


Кальгюйе записывает то, что увидел, для истории: «авангард чуждого мира, явившийся во плоти, чтобы требовательно постучать в дверь, за которой скрывается вожделенное изобилие». Глядя на выброшенных за борт мертвецов в лохмотьях, профессор уверен, что приплывшие толпы страждущих охвачены истинной любовью. Старых кораблей много, и они доплыли с другого конца света, вопреки всему, что «служит зримым доказательством чуда, которое привело их сюда, невредимыми…».
Кальгюйе записывает то, что увидел: «авангард чуждого мира, явившийся во плоти, чтобы требовательно постучать в дверь, за которой скрывается вожделенное изобилие». Глядя на выброшенных за борт мертвецов в лохмотьях, профессор уверен, что приплывшие толпы страждущих охвачены истинной любовью. Старых кораблей много, и они доплыли с другого конца света, вопреки всему, что «служит зримым доказательством чуда, которое привело их сюда, невредимыми…».


«В канун первого пасхального дня 800 тысяч живых и несметные тысячи мертвых переступили порог Запада для того, чтобы завоевать его без единого выстрела. Завтра ему конец».
«В канун первого пасхального дня 800 тысяч живых и несметные тысячи мертвых переступили порог Запада для того, чтобы завоевать его без единого выстрела. Завтра ему конец».


В поселке не работает электричество, потому что персонал, вместе с туристами в панике бежал. Радио сообщает, что президент Франции проводит консультации с мировыми лидерами, а войска готовы к обороне.
В поселке не работает электричество, потому что персонал, вместе с туристами в панике бежал. Радио сообщает, что президент Франции проводит консультации с мировыми лидерами, а войска готовы к обороне.
На побережье солдаты под командованием полковника Драгашье сжигают трупы мигрантов. Некоторые солдаты дезертируют, не вынеся тяжелого зрелища.
 
На побережье солдаты сжигают трупы мигрантов. Некоторые дезертируют, не вынеся тяжелого зрелища.


== Два ==
== Два ==
Около своего дома профессор встречает юношу-хиппи. Тот рад приезду беженцев и пророчит анархию, всеобщий конец света старой Европе. По его словам, таких, как он, много, желающих гибели всего прежнего. Среди таких есть и священники. Они рады, что в эту Пасху Христос воскрес в последний раз. Парень объясняет свою точку зрения ненавистью к европейским ценностям. «Ты такой правильный… Вот поэтому я тебя ненавижу. Поэтому я завтра приведу сюда этих ребят с кораблей. Выберу самых грязных и тупых… Ты для них — ничто! Ты — и всё, что тебе так близко и дорого. Твой мир для них ничего не значит. Они не собираются даже пытаться тебя понять. Они устали… Устали и замёрзли. Поэтому они разведут костёр и разломают на дрова твою клёвую дубовую дверь… И все твои вещи потеряют смысл. Твой смысл, чувак. То, что тебе кажется красивым, для них уродство. То, что ты считаешь полезным, их насмешит. А то, что тебе не нравится, их вообще не колышет…».
Около своего дома профессор встречает юношу-хиппи. Тот рад приезду беженцев и пророчит анархию, всеобщий конец света старой Европе. По его словам, таких, как он, много. Среди них есть и священники. Они рады, что в эту Пасху Христос воскрес в последний раз. Парень объясняет свою точку зрения ненавистью к европейским ценностям. «Ты такой правильный… Вот поэтому я тебя ненавижу. Поэтому я завтра приведу сюда этих ребят с кораблей. Выберу самых грязных и тупых… Ты для них — ничто! Ты — и всё, что тебе так близко и дорого. Твой мир для них ничего не значит. Они не собираются даже пытаться тебя понять... То, что тебе кажется красивым, для них уродство. То, что ты считаешь полезным, их насмешит. А то, что тебе не нравится, их вообще не колышет…».


Хиппи гонит профессора из дома, а тот убивает парня как символ всех чужаков, вломившихся в его цивилизацию.
Хиппи гонит профессора из дома, а тот убивает парня как символ всех чужаков, вломившихся в его цивилизацию.


== Три ==
== Три ==
Этой ночью профессор вспоминает, когда и как все это началось, этот апокалипсис, приведший к нашествию мигрантов. СМИ уже давно рекламировали и тиражировали бедность, войну, эпидемии и голод, взывая к совести имущих, инициируя всяческую помощь странам 3-го мира. Постепенно просьбы о милостыне стали напоминать требования, а позже и угрозы. Теперь нищие уже не довольствовались объедками, они требовали денег. А сытый Запад, источая лживое милосердие, не чувствовал угроз. «…Сюда марширует миллион рогоносцев, жестоко обманутых жизнью, которая предпочла одарить удовольствиями других…».
Этой ночью профессор вспоминает, когда и как все это началось, приведшее к нашествию мигрантов. СМИ уже давно пиарили бедность, войну, эпидемии и голод, взывая к совести имущих, инициируя всяческую помощь странам 3-го мира. Постепенно просьбы о милостыне стали напоминать требования, а позже и угрозы. Теперь нищие уже не довольствовались объедками, они требовали денег. А сытый Запад, источая лживое милосердие, не чувствовал угроз. «…Сюда марширует миллион рогоносцев, жестоко обманутых жизнью, которая предпочла одарить удовольствиями других…».


Профессор вспоминает последнего Папу Римского, который продал все сокровища Ватикана, чтобы накормить голодных по всему миру. Но вырученных средств оказалось так мало, что Третий мир проглотил помощь, не заметив, и потребовал ещё. Церковь долго каялась и мучилась угрызениями совести.
Профессор вспоминает последнего Папу Римского, который продал все сокровища Ватикана, чтобы накормить голодных по всему миру. Но вырученных средств оказалось так мало, что Третий мир проглотил помощь, не заметив, и потребовал ещё. Церковь долго каялась и мучилась угрызениями совести.
«Вот почему Запад утратил самоуважение и достоинство, вот почему мчится… запруживая шоссе толпами людей, на север, …почуяв свою обречённость, — это возмездие за попустительство монстрам, от которых он должен был защищаться. И почему не защищался, — будет ли дан однажды ответ на этот вопрос?!»


Радио сообщает, что армия приведена в состояние боеготовнисти, а в южных районах объявлено чрезвычайное положение.
«Вот почему Запад утратил самоуважение и достоинство, вот почему мчится… запруживая шоссе толпами людей, на север, …почуяв свою обречённость, — это возмездие за попустительство монстрам, от которых он должен был защищаться».
 
Радио сообщает, что армия приведена в состояние боеготовности, а в южных районах объявлено чрезвычайное положение.


== Четыре ==
== Четыре ==
В ночном Нью-Йорке социолог доктор Хейлер прислушивается к ночным звукам. Странная тишина царит на обычно шумных улицах уже некоторое время и это беспокоит его. Уже 30 лет он изучает состояние двурасового общества: белых и черных. Уже давно он пришел к неутешительному выводу: ожидается социальный взрыв, межрасовая война, и ничто не изменит этого. Его предложения — «Разве что вы всех их перебьёте — потому, что вам не удастся их изменить» — разумеется, приняты не были.
В ночном Нью-Йорке социолог доктор Хейлер прислушивается к ночным звукам. Странная тишина царит на обычно шумных улицах уже некоторое время и это беспокоит его. 30 лет он изучает состояние двурасового общества: белых и черных. Давно пришел к неутешительному выводу: ожидается социальный взрыв, межрасовая война, и ничто не изменит этого. Его предложения — «Разве что вы всех их перебьёте — потому, что вам не удастся их изменить» — разумеется, приняты не были.


С мэром Нью-Йорка он обсуждает произошедшее во Франции и сетует, что ее правительству не хватает решимости перебить всех приплывших. Хейлер замечает, что в черных гетто внимательно смотрят новости из Франции и молятся за мигрантов.
С мэром Нью-Йорка он обсуждает произошедшее во Франции и сетует, что ее правительству не хватает решимости перебить всех приплывших. Хейлер замечает, что в черных гетто внимательно смотрят новости из Франции и молятся за мигрантов.

Версия от 18:54, 25 апреля 2020

Этот пересказ слишком подробный. Максимальный объём для подробного пересказа (с учётом всех заголовков, карточек персонажей и цитат) — 12 тыс. знаков.
Стан избранных
1973
Краткое содержание романа
Для этого пересказа надо написать микропересказ в 190—200 знаков.

Из 50 глав романа на русский язык переведено только 12.

Раз

Весной во французском курортном поселке профессор Кальгюйе тревожно рассматривает «…невероятный флот, приковылявший сюда с другой половины земного шара, ржавый, убогий флот…». Множество разных водных посудин полностью забито беженцами, приплывшими из Азии. От флота так сильно воняет, что «палубы и трюмы должны быть забиты людьми плотно, как в бочке, значит они висят на трапах… стоят на мертвецах, и мертвецы стоят рядом с живыми, поддерживаемые последними… бурлящий поток живых, текущий по миллионам раздавленных мертвых тел».

Кальгюйе записывает то, что увидел: «авангард чуждого мира, явившийся во плоти, чтобы требовательно постучать в дверь, за которой скрывается вожделенное изобилие». Глядя на выброшенных за борт мертвецов в лохмотьях, профессор уверен, что приплывшие толпы страждущих охвачены истинной любовью. Старых кораблей много, и они доплыли с другого конца света, вопреки всему, что «служит зримым доказательством чуда, которое привело их сюда, невредимыми…».

«В канун первого пасхального дня 800 тысяч живых и несметные тысячи мертвых переступили порог Запада для того, чтобы завоевать его без единого выстрела. Завтра ему конец».

В поселке не работает электричество, потому что персонал, вместе с туристами в панике бежал. Радио сообщает, что президент Франции проводит консультации с мировыми лидерами, а войска готовы к обороне.

На побережье солдаты сжигают трупы мигрантов. Некоторые дезертируют, не вынеся тяжелого зрелища.

Два

Около своего дома профессор встречает юношу-хиппи. Тот рад приезду беженцев и пророчит анархию, всеобщий конец света старой Европе. По его словам, таких, как он, много. Среди них есть и священники. Они рады, что в эту Пасху Христос воскрес в последний раз. Парень объясняет свою точку зрения ненавистью к европейским ценностям. «Ты такой правильный… Вот поэтому я тебя ненавижу. Поэтому я завтра приведу сюда этих ребят с кораблей. Выберу самых грязных и тупых… Ты для них — ничто! Ты — и всё, что тебе так близко и дорого. Твой мир для них ничего не значит. Они не собираются даже пытаться тебя понять... То, что тебе кажется красивым, для них уродство. То, что ты считаешь полезным, их насмешит. А то, что тебе не нравится, их вообще не колышет…».

Хиппи гонит профессора из дома, а тот убивает парня как символ всех чужаков, вломившихся в его цивилизацию.

Три

Этой ночью профессор вспоминает, когда и как все это началось, приведшее к нашествию мигрантов. СМИ уже давно пиарили бедность, войну, эпидемии и голод, взывая к совести имущих, инициируя всяческую помощь странам 3-го мира. Постепенно просьбы о милостыне стали напоминать требования, а позже и угрозы. Теперь нищие уже не довольствовались объедками, они требовали денег. А сытый Запад, источая лживое милосердие, не чувствовал угроз. «…Сюда марширует миллион рогоносцев, жестоко обманутых жизнью, которая предпочла одарить удовольствиями других…».

Профессор вспоминает последнего Папу Римского, который продал все сокровища Ватикана, чтобы накормить голодных по всему миру. Но вырученных средств оказалось так мало, что Третий мир проглотил помощь, не заметив, и потребовал ещё. Церковь долго каялась и мучилась угрызениями совести.

«Вот почему Запад утратил самоуважение и достоинство, вот почему мчится… запруживая шоссе толпами людей, на север, …почуяв свою обречённость, — это возмездие за попустительство монстрам, от которых он должен был защищаться».

Радио сообщает, что армия приведена в состояние боеготовности, а в южных районах объявлено чрезвычайное положение.

Четыре

В ночном Нью-Йорке социолог доктор Хейлер прислушивается к ночным звукам. Странная тишина царит на обычно шумных улицах уже некоторое время и это беспокоит его. 30 лет он изучает состояние двурасового общества: белых и черных. Давно пришел к неутешительному выводу: ожидается социальный взрыв, межрасовая война, и ничто не изменит этого. Его предложения — «Разве что вы всех их перебьёте — потому, что вам не удастся их изменить» — разумеется, приняты не были.

С мэром Нью-Йорка он обсуждает произошедшее во Франции и сетует, что ее правительству не хватает решимости перебить всех приплывших. Хейлер замечает, что в черных гетто внимательно смотрят новости из Франции и молятся за мигрантов.

Пять

В индийской Калькутте случился голод. В генконсульстве Бельгии оказывали пострадавшим гуманитарную помощь и проводили процедуры усыновления индийских детей бельгийцами. В связи с массовостью обращений вся помощь прекратилась. Немедленно собирается толпа нищих с детьми, они обступают здание и ждут в угрожающей тишине. Все попытки уговорить людей уйти терпят крах.

«Задние, обезумев, напирали на передних, пытаясь протолкнуть, просунуть всё новых… детей, мечтая зашвырнуть их в тот вожделенный рай, на который сами не могли и надеяться. Бельгийская инструкция… вызвала настоящий потоп. Когда человеку нечего терять, ему плевать на предписания. Опыт учит — никаким декретом не остановить отчаявшихся. Когда исчезает реальность, её место тотчас занимает миф».

Здание защищает только один сикх с винтовкой, который сам боится толпы. Среди нищих выделяется огромный неприкасаемый-пария с уродцем-ребенком на плечах. Он подстрекает толпу. Когда вышедший консул требует разойтись, пария бросает в него камень, но никто не уходит.

Шесть

В бельгийском консульстве собрались различные благотворители, их всех роднит «тревожный взгляд, столь свойственный всяким самоявленным пророкам, показным филантропам, фальшивым провидцам, фанатикам, преступным гениям, мученикам за ложную веру, помешанным и свихнувшимся всех мастей, чей расщеплённый, раздвоенный разум заставляет их метаться и бежать от себя, стремясь выпрыгнуть из собственных шкур». Консул обвиняет их в многолетней пропаганде среди местного населения чувства вины Запада за то зло, что он принес Востоку. Эти члены различных благотворительных организаций признаются в своей длительной работе среди индийцев, но никаких угрызений совести не испытывают, а прикрываются гуманитарными и религиозными соображениями. Всей опасности содеянного они не видят, в отличие от проницательного консула.

«Вы взяли и выдрали расовые вопросы из общей исторической ткани, прямо из сердца Запада, с единственной целью — уничтожить его! Вот в чём смысл ваших действий. Вы хотите растоптать наш мир, разрушить наш образ жизни. Вы ненавидите себя за то, что вы белые, — и это всё, что у вас есть. Ненависть к самим себе».

Один из филантропов, епископ, рассказывает, что миллионы нищих стекаются в Калькутту, наслушавшись речей западных толерантных проповедников, оккупируют посольства и ждут.

«Например, они хотят, чтобы мы усыновили и приняли их всех. В стране, подобной этой, такой идеи достаточно, чтобы ситуация легко миновала точку невозврата».

Консул называет пропагандистов предателями и проклинает их за ту бурю, что они вызвали среди обездоленных. Он навсегда прощается с ними. Среди них выделяется либеральный философ Баллан. Он раздает конфеты грязным детям, дружески общается с неприкасаемым и обещает тому скорый рай.

Семь

На окраинах Парижа в арабских и негритянских гетто тоже готовятся к нашествию мигрантов, внимательно смотрят тв и слушают новости. Бедные неграмотные эмигранты готовы присоединиться к толпам соотечественников, чтобы за все расквитаться с сытыми европейцами. В их среде подвизаются белые неудачники, готовые также примкнуть к толпам мигрантов.

Богатые образованные эмигранты страшно боятся своих прибывших собратьев, не ожидая от их прибытия ничего хорошего. Парижане затаились в своих квартирах, растеряв последние иллюзии насчет всемирного братства и равенства. Префект парижской полиции пытается дозвониться министру внутренних дел, но тот находится на совещании у президента, которое затянулось. Нация ожидает обещанного обращения президента к народу.

Восемь

Баллан идеологически обрабатывает неприкасаемого, дерьмоеда, как он его зовет про себя, и тот начинает вещать. Он оказывается отличным оратором, на лету схватывающим мысль философа и интерпретирующим её сообразно настоящему моменту. Толпы затаив дыхание слушают его призывы плыть на богатый Запад, где их ожидают «реки молока и мёда,.. реки, кишащие рыбой, и поля, полные колосьев,.. бескрайние, до самого горизонта». На плечах парии — уродец, чьи глаза светятся.

Дерьмоед, по-своему истолковывая Священное писание, рассказывает нищим сказку, будто бы восточные боги: Будда, Аллах, Шива и пр. — сняли с креста своего младшего брата Христа и попросили у него благодарности за свою услугу. А тот подарил им царство свое. «…сошедший с креста маленький христианский бог… сказал…: истинную правду говорите вы, старшие боги. Я обязан вам жизнью, и я подарю вам за это своё царство… Народы восстают с четырёх концов земли, и число их, как песок морской. Они наводняют землю, и окружают стан избранных и город возлюбленный!..» Баллан восхищается красноречием и находчивостью дерьмоеда и саркастично потешается над христианским богом, допустившим все это. По мнению Баллана, захват Европы мигрантами — это месть бога европейцам за безверие.

Дерьмоед с уродцем на плечах творчески интерпретирует притчу о ноевом ковчеге: «Они (боги) поломали крест на мелкие части, и построили из них …огромную лодку, на которой можно переплыть все моря, и сам великий океан… Потом они сняли с себя все кольца и ожерелья… и отдали их капитану, и сказали ему: „Мы заплатим тебе, потому что это справедливо. Возьми всё!. . А теперь укажи нам дорогу в рай!“ И вот, лодку спустили на воду, и тысячи лодок вместе с ней. А младшего из богов, христианского бога, они не взяли с собой…».

После этого уродец со светящимися глазами издает вой и толпы вплотную прижимаются к старым кораблям с пока еще поднятыми трапами. Множество народа погибает при этом, свалившись с причалов, но их никто не спасает.

Девять

На стоящее в порту старое судно «Индийская звезда» проникают специалисты по психологии масс: несколько европейцев и азиаты. Они угрозами заставляют капитана спустить трапы и принять толпу мигрантов на борт. Снабжают корабль необходимыми припасами и отправляют в плавание, хотя капитан не уверен в его благополучном исходе.

Кто же эти специалисты? «…в царстве исковерканных смыслов талантливые — в лучшем и в худшем — создания ищут пути разрушить веками сложившиеся, но неприемлемые ими устои… Не ведающие основ, они с лёгкостью и безрассудством предаются мечтам о прекрасном грядущем, безвозвратно сжигая мосты между воображением и реальностью…Что ж, мир, кажется, управляем. И не каким-то единственным кукловодом, но апокалиптическим зверем, невидимым,.. но вездесущим чудовищем,.. очень давно поклявшимся уничтожить мир Запада. Это чудовище ничего не планирует. Оно ждёт подходящего случая. И несметные толпы людей на… берегах зловонного Ганга и были тем самым шансом…». Баллан обещает идейным вдохновителям, что он поработает с дерьмоедом и толпа получит свой сигнал.

Десять

Корабли спускают трапы, пария с уродцем первыми поднимаются на борт. Восторженные толпы штурмуют проржавевшие трапы. Мигранты быстро звереют, топча и сбрасывая в воду слабых. Одной из этих жертв становится Баллан. «Та связь, которая, как думал Баллан, связала его с этими людьми не только духовно, но и телесно, оказалась миражом. Внезапно он снова стал для них… одним из бледнолицых, чужим и отверженным». Захлёбываясь, он прозревает, понимая, как на самом деле любит Запад.

Одиннадцать

Толпы мигрантов штурмуют сотни кораблей в портах Ганга по всему побережью. Власть и полиция, попытавшись навести хоть какой-то порядок, немедленно деморализуются и устраняются от исполнения своих обязанностей. Давление западных дипломатов не возымеет никакого действия. Чиновники и правительство прячутся и становятся недоступны для комментариев. Только один министр департамента информации разговаривает с бельгийским консулом:

«Нет никакого „Третьего мира“… Вы, бледнолицые, напридумывали всяких лукавых словес, чтобы держать нас в узде, в том самом месте, которое вы определили для нас. Существует лишь один мир — тот, что вокруг. И очень скоро его затопит жизнь. Моя страна превратилась в ревущий поток, реку спермы. И сейчас меняется всё… земля переворачивается, и теперь мы окажемся над вами!.. Именно катастрофа ожидает вас… и вы никак не сможете её остановить… Никто из вас не осмелится встать и сражаться. Никто… И это показывает, как вы на самом деле слабы и ничтожны!» Бельгийский консул вместе с сикхом отправляется в порт.

Двенадцать

На пирсе толпа рвется на корабль «Калькуттская звезда». У трапа епископ благословляет мигрантов. Консул упрекает его за то, что он предал своего бога и служит чужим богам, и благословляет погубителей цивилизации. Епископ не в силах понять дипломата, охваченный «самообманом во имя бессмыслицы», по словам того. «Когда такое ничтожество, как этот предатель, начинает вещать от имени Всевышнего… происходит немыслимое — армия покорителей поворачивается задом к врагу и разбегается в страхе!»

Консул останавливает толпу у последнего спущенного трапа и приказывает сикху стрелять. Тот в страхе бросается в воду и тогда стреляет дипломат, убивая 1 мигранта. Толпа долго топчет его, оставляя на пирсе кровавое пятно. Прорва народа увлекает за собой потрясенного епископа, и впавший в безумие вместе с убогими, он плывет в Европу.

Западные СМИ, публикуя очерк о поступке консула, все как один осудили его. «Поступок дипломата следовало назвать вовсе не глупым, а патетическим — вот, пожалуй, наиболее верное слово. Но уязвлённые им до глубины естества адепты „толерантности любой ценой“, разумеется, не могли до этого додуматься. Им было некогда: они торжествовали».