|
|
| (не показано 8 промежуточных версий 2 участников) |
| Строка 1: |
Строка 1: |
| Карточка пересказа
| | {{pub|https://briefly.ru/bunin/syn/}} |
| Код
| |
| Пересказ
| |
| = Сын
| |
| = Бунин,
| |
| Иван Алексеевич
| |
| = рассказ
| |
| =1916
| |
| В двух словах =
| |
| Стареющая добропорядочная
| |
| жена и мать двух девочек, ,и сын
| |
| её подруги, 19-летний студент,
| |
| влюбились друг в друга.
| |
| Они решили покончить собой.
| |
| Он убил её,обезумел.
| |
| В себя он не выстрелил.
| |
|
| |
| = Бунин,Иван Алексеевич
| |
|
| |
| Сын
| |
| Краткое содержание рассказа.1916.
| |
|
| |
|
| В двух словах: Стареющая добропорядочная жена и мать двух девочек,и сын её подруги, 19-летний студент, влюбились друг в друга.Они решили покончить собой.Он убил её,обезумел.В себя он не выстрелил.
| | {{Пересказ |
| | | Название = Сын |
| | | Автор = Бунин, Иван Алексеевич |
| | | Жанр = рассказ |
| | | Год публикации = 1916 |
| | | Микропересказ = Девятнадцатилетний юноша соблазняет добропорядочную мать семейства. После близости они обещают друг другу покончить с собой, но после смерти женщины юноше не хватает смелости застрелиться. |
| | }} |
| | {{начало текста}} |
| | Госпожа Маро, родившаяся и выросшая в Лозанне, в строгой честной семье, выходит замуж по любви. Новобрачные отправляются в Алжирию, где господин Маро получает видный пост. Четырнадцать лет жизни в Константине дают им достаток, семейный лад, здоровых, красивых детей. |
|
| |
|
| Госпожа Маро родилась и выросла в Лозанне, в строгой честной семье. Замуж вышла она по любви. В марте 76 года, среди пассажиров старого французского парохода "Овернь", шедшего из Марселя в Италию, оказалась чета новобрачных.
| | Эти годы внешне изменили Маро: он почернел лицом, как араб, поседел и подсох, многие принимали его за уроженца Алжирии. В госпоже Маро тоже никто не узнал бы прежнюю девушку. |
| | {{Цитата| |
| | Теперь и у неё в волосах серебрилось, тоньше, золотистее стала кожа, похудели руки, и в уходе за ними, в прическе, в белье, в одежде уже проявляла она какую-то излишнюю опрятность. |
| | }} |
| | Время господина Маро наполнено работой, его жена живёт заботами о нём и детях, двух хорошеньких девочках. Госпожа Маро слывёт лучшей хозяйкой и матерью в Константине. |
| | Приехавшему в город Эмилю Дю-Бюи, сыну г-жи Боннэ, давней и хорошей знакомой г-жи Маро, всего девятнадцать лет. Он вырос в Париже, теперь изучает право, и занимается сочинением только одному ему понятных стихов. |
|
| |
|
| Через Неаполь, Палермо и Тунис они проехали в Константину, в Алжирию, где г. Маро получил довольно видный пост. И жизнь в Константине, те четырнадцать лет, что прошли с этой счастливой весны, дали им достаток, семейный лад, здоровых, красивых детей.
| | Юноша снимает под жильё виллу «Хашим». Госпожа Маро относится к Эмилю «с полушутливой наставительностью, с той свободой, что так естественно допускалась разницей в летах», но вскоре обнаруживает, что стала для юноши «первым лицом» в доме. |
| | {{Цитата| |
| | Не прошло и месяца, как влюблённость его перешла бог знает во что. |
| | }} |
| | Госпожа Маро становится молчаливой. Она худеет, старается как можно реже выходит из дома и всё чаще рассматривает в зеркале своё усталое лицо. Эмиль своими преследованиями и любовными письмами сводит женщину с ума. Эти непонятные признаки всё больше смущают господина Маро. С сентября по январь г-жа Маро живёт тревожно, болезненно. |
|
| |
|
| За четырнадцать лет Маро очень изменились по внешности: он стал черен лицом, как араб, поседел и подсох, многие принимали его за уроженца Алжирии; никто не узнал бы и в ней ту прежнюю, что когда-то плыла на "Оверни": тогда даже в туфельках ее было очарование молодости; теперь и у нее в волосах серебрилось, тоньше, золотистее стала кожа, похудели руки, и в уходе за ними, в прическе, в белье, в одежде уже проявляла она какую-то излишнюю опрятность. Жили они каждый по-своему: у него время было наполнено работами, - он оставался все тем же и страстным и трезвым, каким был и прежде, у нее - заботами о нем и о детях, о двух хорошеньких девочках, из которых старшая была уже почти барышня; и в один голос говорили все, что нет в Константине лучшей хозяйки, лучшей матери и более милой собеседницы в гостиной, чем г-жа Маро.
| | Она старается убедить Эмиля относиться к ней как к матери, говорит, что постарела, но влюблённость юноши не проходит. Эмиль мечтает о ней, сгорая от страсти. Однажды вечером госпожа Маро сдаётся и едет с Эмилем на его виллу. Она предупреждает юношу, что после близости с ним не сможет жить дальше, и спрашивает, есть ли у него «что-нибудь, чтобы умереть». Эмиль показывает женщине заряженный револьвер. После близости госпожа Маро просит Эмиля выстрелить в неё. |
|
| | {{Цитата| |
| Но вот в Константине приехал некто Эмиль Дю-Бюи. Ему, сыну г-жи Боннэ, давней и хорошей знакомой г-жи Маро, было всего девятнадцать лет.Он вырос в Париже и теперь изучал право, всего же более занимался сочинением только одному ему понятных стихов .
| | В последние мгновения она преобразилась. Целуя меня и отстраняясь, чтобы видеть моё лицо, она сказала мне шепотом несколько столь нежных и трогательных слов, что я не в силах повторить их. |
| | | }} |
| Может быть, появилась в душе г-жи Маро капля чисто женской радости, что вот есть человек, которым можно слегка повелевать, с которым можно говорить с полушутливой наставительностью, с той свободой, что так естественно допускалась разницей в летах, и который так предан всему ее дому, где, однако, первым лицом, - это, конечно, очень скоро обнаружилось, - была для него она.
| | Эмиль осыпает любимую цветами и дважды стреляет ей в висок. Юноша обещает последовать за ней, но в комнате слишком светло. Он видит её бледное лицо, им овладевает безумие. Эмиль бросается к окну и начинает стрелять в воздух. В себя он выстрелить так и не осмеливается. |
| | | {{конец текста}} |
| Не прошло и месяца, как влюбленность его перешла бог знает во что.
| | [[Категория:рассказы]] |
|
| |
| "Все это очень меня смущало, - рассказывал впоследствии г. Маро, - смущало тем более, что она стала очень худеть. Она слабела, делалась все молчаливее и мягче характером. У знакомых она бывала все реже, в город выезжать избегала... Я не сомневаюсь, что какой-то странный и непонятный недуг овладел ее душой и телом!" А бонна прибавляла, что, выезжая в эту осень, г-жа Маро непременно надевала белую густую вуаль, чего прежде не делала, что, возвратясь домой, она тотчас поднимала вуаль перед зеркалом и пристально разглядывала свое усталое лицо. Излишне пояснять, что совершалось в душе ее за это время. Но хотела ли она видеть Эмиля? Он представил суду две депеши, отправленные ею в ответ на его письма. : "Вы сводите меня с ума. Успокойтесь. Немедленно дайте весть о себе". Другая:: "Нет, нет, не приезжайте, умоляю вас. Думайте обо мне, любите меня как мать". Однако достоверно только то, что с сентября по январь г-жа Маро жила тревожно, болезненно.
| |
|
| |
| Когда она сказала: "Я постарела..." Я вдруг увидел, что она права: в худобе ее рук и поблекшего, хотя и впрямь помолодевшего лица, в сухости некоторых очертаний тела я уловил первые знаки того, что заставляет так больно и даже как-то неловко, - но тем страстнее! - сжиматься наше сердце при виде стареющей женщины. Ах да, как быстро и резко изменилась она! Но все же она была прекрасна, я пьянел, глядя на нее. Я привык без конца мечтать о ней, я не забыл того мига, когда вечером одиннадцатого июля впервые обнял ее колени. Дрожали и ее руки, когда она поправляла прическу, улыбалась и глядела на меня, - и вдруг - вы поймете всю катастрофическую силу этого мгновения! - вдруг эта улыбка как-то исказилась, и она с трудом, но твердо выговорила:
| |
| - Вам все же надо поехать к себе, отдохнуть с дороги, - на вас лица нет, у вас такие страдальческие, ужасные глаза и горящие губы, что я не в силах больше видеть этого... Хотите, я поеду с вами, провожу вас?
| |
| И встала и пошла, чтобы взять шляпу и мантилью...
| |
| Мы быстро приехали на виллу Хашим. Я задержался у крыльца, чтобы нарвать цветов. Она не стала ждать меня, сама отворила дверь. Прислуги у меня не было, был только сторож, он не видел нас. Когда я вступил в полутемную от закрытых жалюзи переднюю и подал ей цветы, она поцеловала их, потом, обняв меня одной рукой, поцеловала меня. От волнения губы ее были сухи, но голос ясен.
| |
| - Но послушай... как же мы... есть что-нибудь с тобой? - спросила она.
| |
| Я сперва не понял ее, так потряс меня этот первый поцелуй, это первое "ты", и пробормотал:
| |
| - Что ты хочешь сказать?
| |
| Она отступила назад.
| |
| - Как? - сказала она с изумлением, почти строго. - Неужели ты думал, что я... что мы можем жить после этого? Есть ли у тебя что-нибудь, чтоб умереть?
| |
| Я спохватился и поспешил показать ей заряженный револьвер, с которым никогда не расставался.
| |
| Она быстро пошла вперед, из комнаты в комнату. Всюду была полутьма. Я следовал за ней с тем помутнением всех чувств, с которым раздетый человек идет в знойный день в море, - слыша только шелест ее шелковых юбок. Наконец ми пришли; она сбросила мантилью и стала развязывать ленты шляпы. Руки ее дрожали, и я еще раз заметил сквозь сумрак что-то очень жалкое в ее лице...
| |
| | |
| Но умерла она твердо. В последние мгновения она преобразилась. Целуя меня и отстраняясь, чтобы видеть мое лицо, она сказала мне шепотом несколько столь нежных и трогательных слов, что я не в силах повторить их.
| |
| Я хотел пойти нарвать еще цветов, чтобы осыпать ими наше погребальное ложе. Она не пустила меня, она торопилась, она говорила: "Нет, нет, не надо... цветы есть... вот твои цветы!" - и все повторяла:
| |
| - Итак, заклинаю тебя всем для тебя священным, что ты убьешь меня!
| |
| - Да, а затем себя, - сказал я, ни секунды не сомневаясь в своей решимости.
| |
| - О, я верю, верю, - отвечала она уже как бы в забытьи...
| |
| За минуту до смерти она сказала очень тихо:
| |
| - Боже мой, этому имени нет!
| |
| И еще:
| |
| - Где цветы, что ты дал мне? Поцелуй меня - в последний раз.
| |
| Она сама приставила дуло к виску. Я хотел выстрелить, она остановила меня:
| |
| - Нет, нехорошо, дай я поправлю. Вот так, дитя мое... А потом перекрести меня и положи мне цветы на грудь...
| |
| Когда я выстрелил, она сделала легкое движение губами. Я выстрелил еще раз...
| |
| Она лежала спокойно. Волосы ее были распущены, черепаховый гребень валялся на полу. Я, шатаясь, встал, чтоб покончить с собой. Но в комнате, несмотря на жалюзи, было светло, я резко видел в этом свете ее уже побледневшее лицо... И тут мной вдруг овладело безумие,я бросился к окну, раскидал, распахнул ставни, стал кричать и стрелять в воздух... В себя я не выстрелил.
| |
