Мельник Алексей Бирюков, огромный, средних лет мужчина с топорной фигурой и лицом, курил трубку у порога своего дома. Несмотря на холодную и сырую погоду он был одет легко — видимо, его толстокожее, «чёрствое, как мозоль» тело не чувствовало холода. Маленькие, заплывшие глазки на его красном, мясистом лице угрюмо глядели по сторонам.
Около мельницы трудились два монаха — сгружали с телеги мешки привезённой для помола ржи. Неподалёку сидел совершенно пьяный работник Бирюкова и делал вид, что починяет сеть.
Понаблюдав немного за работой монахов, Бирюков начал с ними переругиваться. Сначала он долго ворчал, что монахи ловят рыбу в «его реке».
Монахи возражали, что заплатил мельник только за право ставить сети на монастырском берегу, а река — она божья и чьей-то быть не может. Бирюков не унимался, грозил пожаловаться мировому судье, осыпал монахов чёрной бранью, обещал поймать их за ловлей его рыбы и избить. Руку на служителей божьих мельник поднимал не раз, поэтому монахи сносили брань молча.
Исчерпав «рыбный вопрос», Бирюков переключился на пьяного работника и начал честить его такими отвратительными словами, что один из монахов не выдержал и сказал, что ездить на мельницу — самая тягостная работа в монастыре. Приезжаешь к Бирюкову — словно в ад попадаешь. А не ездить нельзя: нет больше мельниц в округе. Мельник продолжал сквернословить.
Умолк мельник, только когда на плотине показалась маленькая, кругленькая старушка в полосатом солопике с чужого плеча. Это была мать мельника. Она соскучилась по сыну, которого давно не видела, но Бирюков большой радости не выказал и заявил, что ему пора уезжать.
Старушка начала жаловаться на нищету. Она жила у младшего сына, горького пьяницы, вшестером в одной комнате. Жалования на еду не хватает, дети голодают, а тут ещё и она, старая, на шее сидит. А Алёшенька, старший её сын, ещё холостой, заботиться ему не о ком. Так неужто не поможет он своему брату и четверым племянникам?
Бирюков слушал мать, молчал и смотрел в сторону. Поняв, что денег сын не даст, старушка начала просить за соседа, у которого Бирюков взял рожь для помола, да так и не отдал. Мельник посоветовал матери не мешаться в чужие дела. Старушка вздохнула: всем её сын хорош — и красив, и богат, а вот сердца у него нет. Вечно хмурый, неприветливый, «словно зверь какой». И слухи про него дурные ходят, будто он со своими работниками по ночам прохожих грабит и коней ворует. Мельница Бирюкова считается проклятым местом, «девки и ребята близко подходить боятся» и называют мельника Каином да Иродом.
Речи эти на мельника не подействовали, он собрался уезжать и начал запрягать дроги, а мать ходила вокруг, заглядывая сыну в лицо. Бирюков уже натягивал кафтан, когда мать вспомнила, что принесла ему гостинец — небольшой мятный пряник, которым её угостили у дьяконицы. Мельник оттолкнул руку матери, пряник упал в пыль, а старушка «тихо поплелась к плотине».
Монахи в ужасе развели руками, и даже работник протрезвел. Может, мельник заметил произведённое им тягостное впечатление, а может «в груди его шевельнулось давно уже уснувшее чувство», но на лице его отразилось что-то вроде испуга. Он догнал мать, долго копался в кошельке, набитом купюрами и серебром, нашёл самую мелкую монету — двугривенный — и, побагровев, протянул его старушке.