Совесть против насилия (Цвейг)

Материал из Народного Брифли
Перейти к:навигация, поиск
В этом пересказе нет карточек персонажей. Вы можете помочь проекту, если оформите персонажей в карточки. См. руководство по карточкам персонажей.
В этом пересказе нет разбивки на главы, хотя в оригинальном произведении такая разбивка есть. Вы можете помочь проекту, если разобьёте пересказ на главы. См. руководство по структуре.
Совесть против насилия
Кастеллио против Кальвина
Castellio gegen Calvin oder Ein Gewissen gegen die Gewalt · 1936 
Краткое содержание книги
Микропересказ: Несмотря на многочисленные запреты, построить тоталитарный мир на основе протестантизма Кальвину не удалось. После смерти тирана большинство последователей отказались от идеи допустимости насилия.

Очень краткое содержание[ред.]

Кальвин сжег на медленном огне Сервета, а после этого пытается оправдать себя, дескать, это не я, это все магистрат и суды, и вообще, так этим еретикам и надо! Однако Кастеллио безустанно и беспощадно разоблачает все, что из себя не выдавит религиозный тиран. Самым забавным разоблачением была самая ранняя рукопись Кальвина о недопустимости смертной казни за другое толкование библии!

Кальвин не сдается: он публикует еретический трактат, обвиняя в авторстве Кастеллио, потом признается, что автор — не Кастеллио, обвиняет в воровстве зимой дров (на самом деле, вылавливать коряги в речке было и легально, и поощряемо), и наконец — в близкой дружбе с еретиком Очино и якобы Жаном де Брюге. После истории с последними двумя университет отказывается его защищать от протянувшихся рук Кальвина, и единственное, что спасает Кастеллио от сожжения — смерть от сердечного приступа.

Только на похоронах студенты и тайные почитатели открыто заявили о своем уважении к смелому Кастеллио. Но сторонники Кальвина умудрились выкопать тело из могилы и сжечь, развеяв прах. Сторонники поставили памятник учителю.

Подробный пересказ[ред.]

До Кальвина популяризацией реформации в Женеве занимался некий французский поп Фарель. Его сторонники просто заходили в церковь во время проповеди и громили все вокруг. Фарель академий не заканчивал, ему нужен был союзник, который составит и набросает план идеологию новой протестантской церкви. Когда Фарель выбрал на эту роль сына сборщика налогов Жана Кальвина, он не ошибся: Кальвин написал свое толкование библии и законы системы, по которой будет жить Женева.

Получив первые бразды власти, Кальвин существенно ограничивает свободу граждан: танцы — нельзя, красиво петь псалмы в церкви — нельзя, статуи и евангелийские картины — упаси боже, театр — нельзя, кабаки и постоялые дворы — нельзя, женские платья с рюшами или лишним вырезом — нельзя, в общем, все нельзя. Бог Кальвина не хотел, чтобы его любили, он хотел, чтобы его боялись. А кто не согласен — с вещами на пожизненную депортацию!

Свободолюбивые граждане Женевы начали возмущаться: по какому праву их любимым городом заправляет французский эмигрант. Чума пошатнула их веру в «дисциплину», ни один проповедник из шайки Кальвина не явился в чумный госпиталь облегчить страдания умирающих. Так Кальвина и «попросили» уехать.

Но временная отставка пошла Кальвину только на пользу, как и другим диктаторам. Проповедники, поставленные городом на место сторонников Кальвина, проповедовали слишком большую свободу. Жители Женевы невольно соскучились по «дисциплине», и магистрат был вынужден упрашивать Кальвина вернуться. Так мсье Кальвин и стал мэтром Кальвиным, письма соревновались в заискивании, пока Жан Кальвин не приехал собственной персоной.

Мэтр Кальвин отличался аскезой и воздержанием: прием пищи 1 раз в день, сон — не более 3-4 часов, не более 2 часов в день на отдых и личные дела, совмещал 5 разных работ, часто болел. Был женат только единожды, на женщине, которую ему друзья сосватали. У них был 1 ребенок, умерший во младенчестве, затем умерла и жена. Автор считает, что сама физиогномика Кальвина издалека указывает на жестокого фанатика, не способного ни дружить, ни любить, ни испытывать земные радости. А потому их надо запретить другим! Со второго пришествия во власть, Кальвин заменил депортацию на на тюрьму, казни и пытки.

Себастьян Кастеллио, как и Кальвин, вынужден был бежать из Франции, потому что был категорически против сожжения еретиков за инакомыслие. В 1542 публикует первый magnus opus, «Четыре книги церковных диалогов», в латинской и французской версии. Совет города Женева за выдающуюся работу рекомендовал назначить Кастеллио постоянным проповедником в Вандёвре.

Когда Кастеллио работал проповедником, он предложил Кальвину собственный перевод библии на французский. Однако Кальвин был против из-за несостыковок в двух мелких вопросах. Конфликт обостряется после заявления Кастеллио о том, что государственные власти не имеют никакого права карать несогласных в трактовке библии, так как государственное не властно над духовным. Чем тогда они отличаются от папской инквизиции?

Для Кальвина это звучит как покушение на престиж церкви и его власти. Кастеллио добровольно уходит с должности ректора и проповедника, взамен требуя письмо, подтверждающее добровольную отставку и отсутствие серьезных проступков на службе, как алиби в случае преследований Кальвина. Чтобы содержать многочисленную семью, Кастеллио работает корректором, частным учителем и даже роет канавы. Автор характеризует Кастеллио как мягкого и доброго человека, а также примерного семьянина.

Мигель Сервет, как и многие испанцы, имеют в характере нечто донкихотское. В 22 года в Гагенау Сервет публикует первые богословские тезисы. Намеки на арианство взбесили не только католическую церковь, но и протестантскую общину.

Эколампадий выгоняет его из дома, как собаку, называет «евреем, турком, богохульником и одержимым бесами», Буцер с кафедры обличает его как слугу дьявола, а Цвингли публично предостерегает от «богохульного испанца, его ложное, злое учение хочет отвергнуть всю нашу христианскую религию».


Придумав новое имя — Мишель де Вильнев, Сервет возвращается во Францию работать корректором, параллельно изучая географию и медицину. Потом едет в Париж, ассистируя Везалию на вскрытиях. Нетерпение толкает Сервета, едва доучившись, учить других.

Смешение астрономии с медициной и некоторые из его мошеннических практик вызывают гнев врачей…

Теперь он опять вступает в конфликт с властями по причинению грубого вреда богохульской наукой астрологией, и опять вынужден спасаться. Найдя пристанище и работу лечащим врачом благородного господина в Австрии, Сервет ищет, с кем бы поделиться «правдой», и находит Жана Кальвина!

Сервет шлет экс-коллеге из университета письмо за письмом. Поначалу из чувства долга Кальвин объясняет ему его ошибки, пока Мигель не высылает магнус опус Кальвина "Institutio religionis Christianae" в собственной корректировке с его ошибками. Как, этот еретик смеет допустить на минуточку неправоту мэтра Женевы! Переписка закончилась в грубой форме и с последующей просьбой Сервета вернуть ему его письма. Однако Кальвин уже решил сжечь оппонента и спрятал компромат в надежное место.

Сервет выпускает анонимно свою книгу «Restitutio» с предосторожностями: печатный станок тайно переносится в уединенный нанятый дом, рабочие типографии подкуплены, они умалчивают место печати и место издания под присягой... Но автор по глупости оставил инициалы: М. С. В. Шпионская сеть во Франции предупреждает Кальвина о грядущем распространении ереси задолго до ее появления: книги только едут на ярмарку, а сам Сервет раздал мало экземпляров.

В то время близкий друг Кальвина, протестантский эмигрант Гийом де Трю пишет своему кузену, яростному католику, Антуану Арне письмо с намеком на прекрасную работу Женевы по борьбе с ересью и цветение еретических сорняков во Франции, аргументируя появлением опасного еретика, достойного костра, с инициалами М. С. В., настоящим именем и первыми четырьмя страницами неизданной книги (это были письма Сервета Кальвину). И вздыхает в конце о великой греховности мира.

Ошеломленный Арне доносит информацию куда надо, кардинал приставляет к делу инквизитора Пьера Ори. Колесо репрессий раскачивается быстро: 27 февраля — донос прибыл из Женевы, 16 марта — Мишель де Вильнев был вызван в Вену.

У Мишеля, похоже, есть свой ангел-хранитель, и это архиепископ, у которого он работает личным врачом: такого рода пресса мгновенно исчезает из типографии, рабочие клянутся, что они никогда не печатали подобного рода книги, а всеми уважаемый доктор де Вильнев отрицает любое сходство с Серветом. Инквизитор возвращается в Лион и дело закрывается за отсутствием улик. Пока Арне не появляется в Женеве повторно, чтобы попросить у кузена дополнительных доказательств.

Поначалу Гийом де Трю делает удивленный вид, что его письмо стало доносом к папской инквизиции, он же его лично кузену выслал, но потом лицемерно заявляет, что так уж и быть, раз ошибка произошла, то «Богу угодно было ради всего святого, чтобы христианство очистилось от такой скверны и такой смертоносной язвы». Потом Кальвин будет оправдываться за содействие антихристу-Папе, откуда у де Трю взялись письма, ведь Сервет ему не писал.

Новые улики еще больше указывают на идентичность де Вильнева и Сервета. Его арестовывают в Вене, допрашивают, вина почти что доказана. Однако Сервету удается бежать из темницы, где его не приковывают к стене, как еретика. Возможно, властям Вены проще отпустить виновного, чем угодить опасному еретику с точки зрения католицизма — метру Кальвину.

В один день Сервет лично приехал в Женеву и заявился на проповедь Кальвина. Мотивы прибытия неизвестны. Транзит с последующей переправой на север? Либо личный спор с оппонентом? Это выглядело как мышь ищет змею, жертва ищет охотника.

На самом деле Кальвин хотел непременно сжечь Сервета по другой причине: его бывший оппонент, Иероним Больсек, выскользнул из его цепких клешней. В темнице Больсек пишет трактат о невиновности, и сколько бы Кальвин не давил на магистрат, советники колебались с вынесением обвинительного приговора.

Чтобы уйти от постыдного решения, они объявили себя некомпетентными в духовных вопросах; они отказались принять решение, потому что этот теологический вопрос был вне их суждения.

Итак, совет вынес оправдательный приговор; Кальвину пришлось отказаться от своей жертвы и довольствоваться исчезновением Больсека из города по требованию магистрата.

Кальвин хотел не просто избавиться от Сервета, а сжечь его лично. Власти Франции подали запрос об экстрадиции, на что получили отказ. Расследование поначалу ведет прокурор, он же личный друг Кальвина. На простые вопросы Сервет отвечает спокойно и внятно. Но когда на сцену выходит Кальвин с провокационными вопросами, помноженными по его приказу на ужасное содержание в темнице, Сервет срывается и переходит на оскорбления. По глупости друзья советуют ему особо не сдерживаться, все равно проигрыш маловероятен. Кальвин заранее рассылает во все города Швейцарии эмоциональный бред замученного Сервета с одобрением смертного приговора.

Цюрих пишет: „Мы оставляем на ваше усмотрение, какое наказание должно быть наложено на этого человека“, Берн призывает Господа дать жителям Женевы „дух мудрости и силы на служение своим Церквам и другим, освобождая их от этой чумы“.» Но тем не менее, церкви открыто смертную казнь не поддерживают: "«но таким образом, чтобы в то же время вы не делали ничего, что могло бы показаться неуместным для христианского магистрата»

Будучи опьяненным безумием и «дружественными» инсинуациями о том, что ему удалось убедить суд в невиновности, Сервет ошеломленно слышит смертный приговор. Несколько минут он остается глухим и молчаливым, но потом у него рвутся нервы, он начинает стонать, рыдать и выкрикивать на родном языке: «будьте милосердны!».

Но спустя время отчаяние переходит в неповиновение. Пусть они его мучают, пусть тело разорвут на куски, пусть сжигают — не заставят отречься от своих взглядов. Более того — Сервет просит Кальвина прийти к нему в темницу, не для того, чтобы заявить о раскаянии в ереси и просить хотя бы смягчить приговор, а чтобы попросить у него прощение и помириться. Кальвин прервал разговор и ушел ни с чем. (позже Кальвин будет утверждать, что он хотел заменить сожжение на обезглавливание, но ему не удалось убедить магистрат, что 100 % ложь).

27 октября замученного в лохмотьях Сервета вывели из темницы на сожжение. В порыве чувств приговоренный падает на колени перед палачами и просит заменить сожжение на обезглавливание. Тогда Фарель спрашивает: «готовы ли вы отказаться от вашей ереси в обмен на такое?» и Сервет отказывает. Если он не откажет сейчас, то о нем никто не вспомнит в будущем.

Всю дорогу Фарель пытается уговорить Сервета отказаться от убеждений, чтобы продемонстрировать народу чудо : опасный еретик признал правильность учения Кальвина, а теперь заслуживает милости! Слава великому мэтру Кальвину! Но Сервет отвечает только, что его несправедливо казнят, и он молит бога сжалиться над обвинителями, что приводит Фареля в неописуемый гнев. По прибытию Фарель опять спрашивает: «Вам нечего сказать?» — и Сервет отвечает: «что я могу делать, кроме как говорить о боге?».

Фарель передает жертву в руки палачам, тот начинает работу: между цепями и телом проталкивает кипу книг, а для большего издевательства одевает на голову венок из листьев, пропитанный серой. Конечно же, на ужасающее зрелище не для слабонервных Кальвин не пришел. В агонии Сервет призывает сына Божьего его помиловать.

Кастеллио понимает, что надо действовать, и не затем, чтобы вернуть жизнь погибшему Сервету, а чтобы спасти множество других людей от мучительной смерти. Казнь 1 Сервета возмутила людей больше, чем казнь 1000 еретиков от рук католической инквизиции. Фрау, смевшую утверждать, что Сервет — личный мученик Кальвина, садят в тюрьму, как и печатника за утверждение, что магистрат приговорил Сервета к смерти во имя удовольствия одного Кальвина. Знаменитые ученые демонстративно уезжают из Женевы, не чувствуя себя в безопасности.

Кастеллио переезжает в Базель. Там живут многие беглецы от церковного преследования: Карлштадт, Очино, Курионе и даже де Джорис. Они не забрасывают мир трактатами и памфлетами, не объединяются в лиги и тайные союзы, всего-лишь скорбят по разросшейся казарме и регламентации свободы совести.

Кастеллио публикует «Манифест о толерантности» под псевдонимом Мартинус Беллиус и подделывает место печати: Магдебург вместо Базеля. Автор задается вопросом: «можно ли сжигать на костре еретиков?». Он задает вопрос: «кто такой еретик?». Выясняется, что еретик — не турок, не еврей, не атеист, а христианин, убеждения которого отличаются от одобренных церковью. Стоп, а какая церковь правильная? Если истинно верующий протестант Женевы в Париже — еретик, и парижский католик в Женеве — тоже еретик? Как протестантство — само по себе еретическое движение с точки зрения католицизма — может перехватить тактику папистов и сжигать еретиков?

Мартинус приводит в качестве аргументов цитаты святых отцов церкви, таких как св. Августин, св. Златоуст и св. Иероним, а также упоминает гуманиста Эразма. Но настоящий фуррор произвели цитаты раннего трактата Кальвина о недопустимости преследования еретиков.

Что только не делает Кальвин, чтобы избавиться от опасной книги! И ложно обвиняет Кастеллио в публикации другого еретического трактата(потом отрицает свои слова), и приглашает на якобы богословскую дискуссию, и обвиняет якобы в краже дров, и провоцирует обвинениями в ереси, на что Кастеллио отвечает спокойно и мудро. В конце концов Кальвину удалось найти «доказательства» виновности!

В один прекрасный день по Женеве прошелся слух, что ранее пышно похороненный дворянин ни кто иной, как опасный анабаптист Жан де Брюге. Жители достали тело из могилы и прилюдно казнили. От зрелища Кастеллио стошнило. Кастеллио подозревал, что тот дворянин не тот, за кого себя выдает, но не стал доносить властям. А дружба с Очино, умершим от холода в горах во время побега стала причиной отказа университета его защищать. Только смерть случайно вырвала Кастеллио из рук протестантской инквизиции.

Пережив серию покушений, диктаторская власть входит в эру стабильности. Кальвин завоевывает Нидерланды, спонсирует войну гугенотов во Франции, а пуритане едут покорять Америку. Однако после смерти Кальвина его последователи отказываются от удушливых рамок дисциплины и в Европе вновь расцветает культура. Кастеллио победил Кальвина.

За основу пересказа взято издание монографии в переводе Л. Миримовой из собрания сочинений С. Цвейга в 10 томах (М.; Терра, 1997)