|
|
Строка 8: |
Строка 8: |
|
| |
|
| {{начало текста}} | | {{начало текста}} |
| Отец в последние свои годы приходил в страшной | | Отец в последние свои годы приходил в страшной заячьей ушанке и чёрном драповом пальто, в шёлковой рубашке под ним. Я разбирала старые тяжёлые чемоданы на антресолях. Там были замечательные вещи:брюки из импортного твида, шерстяные брюки с запахом нафталина; нынешняя моль их бы съела; кальсоны на тесёмках, спереди ещё и три пуговицы; твидовый детский пиджачок; красная шерстяная юбка; две рубашки, одна голубая, другая кофейная. |
| заячьей ушанке и чёрном драповом пальто, в шёлковой | |
| рубашке под ним. | |
| Я разбирала старые тяжёлые чемоданы на антресолях. | |
| Там были замечательные вещи:брюки из импортного | |
| твида, шерстяные брюки с запахом нафталина;нынешняя | |
| моль их бы съела;кальсоны на тесёмках,спереди ещё и | |
| три пуговицы;твидовый детский пиджачок;красная | |
| шерстяная юбка;две рубашки,одна голубая,другая | |
| кофейная. | |
|
| |
|
| Ему было,наверно лет тридцать пять. Некоторые | | Ему было, наверное, лет тридцать пять. Некоторые признаки – послевоенная худоба, общая ободранность, эта небрежность и беспечность, эти очки в круглой оправе - говорили: ему тридцать пять. Теперь бы он был моложе моих детей. |
| признаки – послевоенная худоба,общая ободранность, | |
| эта небрежность и беспечность,эти очки в круглой | |
| оправе,говорили –ему тридцать пять.Теперь бы он | |
| был моложе моих детей. | |
|
| |
|
| Дети знали его уже старым,с больной поясницей, | | Дети знали его уже старым, с больной поясницей, остатками седых волос. С досадой глядел в зеркало: « смотреть противно…». Он, такой большой и тяжёлый, шёл пить кофе, а потом на улицу, иногда в университет читать лекцию, иногда просто пройтись, непременно с тростью. Дети думали о нём – дедушка… |
| остатками седых волос.С досадой глядел в зеркало, | |
| - « смотреть противно…»
| |
| Он такой большой и тяжёлый щёл пить кофе,а потом | |
| на улицу,иногда в университет читать лекцию,иногда | |
| просто пройтись,непременно с тростью.Дети думали | |
| о нём – дедушка… | |
|
| |
|
| Я помню его молодым,шумным,смеющимся за праздничным | | Я помню его молодым, шумным, смеющимся за праздничным столом с бокалом красного вина, среди молодых весёлых друзей. Мне было лет десять, он приходил посидеть у моей кровати перед сном, рассказывал, как устроен мир. Про орбиты электронов, волны и частицы, скорость света. Про то, что телу нельзя летать быстрее света, а свету можно. Я спрашиваю: из чего сделан мир? Отец рассказывал про гравитацию, про теорию относительности, про силы и поля… Но всё это было не то. Так из чего он сделан, этот мир? Отец в шутку говорил, что из меди или капустного сока. Я засыпала. |
| столом с бакалом красного вина среди молодых весёлых | |
| друзей. | |
| Мне было лет десять,он приходил посидеть у моей кровати | |
| перед сном,рассказывал как устроен мир.Про орбиты электронов, | |
| волны и частицы,скорость света.Про то,что телу нельзя | |
| летать быстрее света,а свету можно.Я спрашиваю: из чего | |
| сделан мир?Отец рассказывал про гравитацию,про теорию | |
| относительности,про силы и поля…Но всё это было не то. | |
| Так из чего он сделан этот мир?Отец в шутку говорил,что | |
| из меди или капустного сока..я засыпала. | |
|
| |
|
| Помню его не только весёлым,смеющимся,но помню | | Помню его не только весёлым, смеющимся, но помню и гневным, мрачным, несправедливым. Он боялся смерти, часто был в плохом, раздражительном настроении. Время шло, я уже была взрослой. Я говорила ему, что смерти нет, а есть завеса, за которой другой мир, сложный и прекрасный, а потом другой, а потом ещё… Там весна и белые цветы, я была там, я знаю и обещаю… Он отвечал, что, к сожалению, знает, как устроен мир. Там нет того, про что ты говоришь. Он спорил и не верил, и хотел слушать ещё. Я в ответ говорила то, что запомнила с детства: телу нельзя, а свету можно… |
| и гневным,мрачным,несправедливым.Он боялся смерти, | |
| часто был в плохом,раздражительном настроении. | |
|
| |
|
| Время шло,я уже была взрослой,я говорила ему,что
| | За месяц до смерти он решил поверить.-Он обещал прислать оттуда весть, особый знак, рассказать, как там… Никогда он меня не обманывал. Он приходит во сне в одежде предсмертных лет, он хочет что-то сказать и объяснить, но не говорит и не объясняет… Но это ничему не мешает- ни свету миллиардов звёзд, ни дорогам, ни любви. |
| смерти нет, а есть завеса,за которй другой мир,
| | {{конец текста}} |
| сложный и прекрасный,а потом другой,а потом
| |
| ещё…Там весна и белые цветы,я была там,я знаю
| |
| и обещаю…Он отвечал,что ,к сожалению,знает
| |
| как устроен мир,там нет того про что ты говоришь.
| |
| Он спорил и не верил,и хотел слушать ещё. Я в
| |
| ответ говорила то,что запомнила с детства:
| |
| телу нельзя,а свету можно…
| |
| За месяц до смерти он рещил поверить,- он | |
| обещал прислать оттуда весть,- особый знак, | |
| расскажет как там…
| |
| Никогда он меня не обманывал.Он приходит | |
| во сне в одежде предсмертных лет,он хочет что-то | |
| сказать и объяснить,но не говорит и не объясняет… | |
| Но это ничему не мешает- ни свету миллиардов звёзд, | |
| ни дорогам,ни любви. | |
| | |
| | |
| {{конец текста}}<IDIV> | |
Про отца
2014
Краткое содержание рассказа
Для этого пересказа надо написать
микропересказ в 190—200 знаков.
Отец в последние свои годы приходил в страшной заячьей ушанке и чёрном драповом пальто, в шёлковой рубашке под ним. Я разбирала старые тяжёлые чемоданы на антресолях. Там были замечательные вещи:брюки из импортного твида, шерстяные брюки с запахом нафталина; нынешняя моль их бы съела; кальсоны на тесёмках, спереди ещё и три пуговицы; твидовый детский пиджачок; красная шерстяная юбка; две рубашки, одна голубая, другая кофейная.
Ему было, наверное, лет тридцать пять. Некоторые признаки – послевоенная худоба, общая ободранность, эта небрежность и беспечность, эти очки в круглой оправе - говорили: ему тридцать пять. Теперь бы он был моложе моих детей.
Дети знали его уже старым, с больной поясницей, остатками седых волос. С досадой глядел в зеркало: « смотреть противно…». Он, такой большой и тяжёлый, шёл пить кофе, а потом на улицу, иногда в университет читать лекцию, иногда просто пройтись, непременно с тростью. Дети думали о нём – дедушка…
Я помню его молодым, шумным, смеющимся за праздничным столом с бокалом красного вина, среди молодых весёлых друзей. Мне было лет десять, он приходил посидеть у моей кровати перед сном, рассказывал, как устроен мир. Про орбиты электронов, волны и частицы, скорость света. Про то, что телу нельзя летать быстрее света, а свету можно. Я спрашиваю: из чего сделан мир? Отец рассказывал про гравитацию, про теорию относительности, про силы и поля… Но всё это было не то. Так из чего он сделан, этот мир? Отец в шутку говорил, что из меди или капустного сока. Я засыпала.
Помню его не только весёлым, смеющимся, но помню и гневным, мрачным, несправедливым. Он боялся смерти, часто был в плохом, раздражительном настроении. Время шло, я уже была взрослой. Я говорила ему, что смерти нет, а есть завеса, за которой другой мир, сложный и прекрасный, а потом другой, а потом ещё… Там весна и белые цветы, я была там, я знаю и обещаю… Он отвечал, что, к сожалению, знает, как устроен мир. Там нет того, про что ты говоришь. Он спорил и не верил, и хотел слушать ещё. Я в ответ говорила то, что запомнила с детства: телу нельзя, а свету можно…
За месяц до смерти он решил поверить.-Он обещал прислать оттуда весть, особый знак, рассказать, как там… Никогда он меня не обманывал. Он приходит во сне в одежде предсмертных лет, он хочет что-то сказать и объяснить, но не говорит и не объясняет… Но это ничему не мешает- ни свету миллиардов звёзд, ни дорогам, ни любви.