Пётр Великий, его наружность, привычки, образ жизни и мыслей, характер
Пётр был великаном, без малого трёх аршин ростом (3 аршина = 2,13 метра), на целую голову выше любой толпы. Он уродился в мать Наталью Кирилловну Нарышкину. Иноземный посол в 1683 году описывает его как одиннадцатилетнего живого, красивого и самоуверенного мальчика. Но это впечатление портилось следами детского испуга, полученного во время кровавых кремлёвских сцен 1682 года, и часто повторяющимися кутежами, подорвавшими его ещё не окрепшее здоровье.
Пётр был гостем у себя дома. Он повзрослел в дороге и на работе под открытым небом. Он всегда куда-нибудь ехал. Во время своего царствования он исколесил Русь из конца в конец. Для него была характерна подвижность, потребность в постоянной перемене мест, торопливость.
При малейшей возможности Пётр брался за ручной труд, ему всё хотелось сработать самому. Ко времени его первой зарубежной поездки он в совершенстве знал до 14 ремесел. В частности, он считал себя опытным хирургом и хорошим зубным врачом. Современники считали его лучшим корабельным мастером в России.
В обращении с другими людьми у Петра сочетались привычки властного старорусского хозяина с замашками бесцеремонного мастерового. После дневных трудов, в свободные вечера, он бывал весел, обходителен разговорчив.
Добрый но природе, Пётр был груб как царь, не привыкший уважать человека ни в себе, ни в других. Тяжелы и утомительны были его официальные празднества, штатные увеселения, непристойные до цинизма. Так возникли коллегия пьянства, всепьянейший собор.
Пётр был человеком набожным. Он огорчался невежеством русского духовенства. Он развил в себе внешнюю восприимчивость, наблюдательность и практическую сноровку, во всём он был больше делец, мастер, чем мыслитель
Несчастье Петра было в том, что он остался без всякого политического создания, с ощущением, что у его власти нет границ, а есть только опасности. Заграничные наблюдатели 25-ти летнего Петра считали, что природа готовила из него скорее хорошего плотника, чем великого государя.
Его преобразовательная деятельность опиралась на мысль о необходимости и всемогуществе властного принуждения.