Кукла (Носов): различия между версиями

Материал из Народного Брифли
Перейти к:навигация, поиск
Нет описания правки
Нет описания правки
Метка: ручная отмена
 
(не показана 31 промежуточная версия 6 участников)
Строка 1: Строка 1:
{{pub|https://briefly.ru/nosov/kukla/}}
{{нет источника}}
{{Пересказ
{{Пересказ
| Название = Кукла
| Название = Кукла
Строка 4: Строка 7:
| Жанр = рассказ
| Жанр = рассказ
| Год публикации = 1959
| Год публикации = 1959
| В двух словах = Для старика-ветерана сломанные куклы ассоциировались с войной и ранеными. Его возмущало равнодушие людей, проходящих мимо своих искалеченных подобий. Найдя как-то такую куклу, старик похоронил её как человека.  
| Микропересказ = У старика сжималось сердце при виде выброшенных сломанных кукол без рук и ног: за годы войны он «нагляделся человечины». Найдя куклу, над которой жестоко надругались, он похоронил её как человека.
| Wikidata = Q62051151
}}
}}


{{начало текста}}
{{начало текста}}
«В не такое далёкое время» Иваныч любил рыбачить на реке километрах в 26 от дома.


{{БлочныйПерсонаж
Иваныч любил рыбачить и часто ездил туда, где быстрая и чистая река делала крутой поворот.
 
{{Персонаж
| Имя = Иваныч  
| Имя = Иваныч  
| Описание = рассказчик (в персонаже угадывается сам Носов), мужчина средних лет, воевал, любит природу и рыбалку  
| Описание = рассказчик (в нём угадывается сам Носов), мужчина средних лет, воевал, любит природу и рыбалку  
| Портрет =  
| Портрет =  
}}
}}


Там, напротив древнего кургана, река делала очень крутой поворот. Обратно-круговое течение создало сильный водоворот и вырыло в этом месте глубочайшую яму, в которую не заплывали даже гуси. На дне этой ямы жил «матёрый хозяин-сом».
На этом месте возник водоворот, а под ним — глубочайшая яма, на дне которой жил «матёрый хозяин-сом». Поймать его мечтал старик Акимыч.
 
Однажды рассказчик застал у своего шалаша «за тайным рыбацким делом» Акимыча.


{{БлочныйПерсонаж
{{Персонаж
| Имя = Акимыч  
| Имя = Акимыч  
| Описание = старый перевозчик, заядлый рыболов, воевал, был контужен
| Описание = старый перевозчик, заядлый рыболов, воевал, был контужен
| Портрет =  
| Портрет =  
}}
}}
Старик хотел изловить матёрого сома и попросил у Иваныча крючков. Тот отсыпал самых крупных, но Акимыч их забраковал — слишком малы для хозяина ямы.
Иваныч так и не узнал, словил ли Акимыч сома. По разным причинам он перестал ездить к реке, лишь через несколько лет наведался в те места и не узнал их. Некогда быстрая и чистая река обмелела и заросла дурной травой. Исчезли придонные течения-быстрины, где так хорошо ловилась рыба.
{{цитата}}
Ныне всё это… приволье ощетинилось кугой и пиками стрелолиста, а всюду, где пока свободно от трав, прёт чёрная донная тина, раздобревшая от избытка удобрений, сносимых дождями с полей.
{{/цитата}}
Страшная яма тоже исчезла. На её месте появился «грязный серый меляк, похожий на большую околевшую рыбину». Гуси, когда-то обходившие яму стороной, теперь чистили там перья.
Встретившийся Иванычу старик Акимыч горестно посмотрел на заросшую реку, махнул рукой и сказал: «И даже удочек не разматывай! Не трави душу. Не стало делов, Иваныч, не стало!». Вскоре и Акимыч ушёл с реки — исчез его «стародавний речной перевоз».


Раньше Иваныч и Акимыч часто коротали летние ночи в тростниковом шалаше. В разговорах выяснилось, что они оба воевали в третьей армии, освобождали белорусские и польские города. Даже ранило их в одном и том же месяце, только в госпитали попали разные.
Иваныч несколько лет не ездил к реке, а когда наведался, не узнал любимое место рыбалки. Загрязнённая удобрениями река обмелела, заросла травой, рыба в ней вымерла.


Акимыча «ранило бескровно, но тяжело» — завалило в окопе взрывом фугасной бомбы. Даже теперь, десятки лет спустя, контузия напоминала о себе. От сильного волнения Акимыч внезапно терял дар речи, язык его намертво заклинивало, и несколько минут он беспомощно пытался заговорить, покрываясь холодным потом.
Иваныч и Акимыч воевали в одной армии, освобождали белорусские и польские города. Ранены были в один месяц, но попали в разные госпитали. Акимыча сильно контузило. Даже много лет спустя от сильного волнения он внезапно терял дар речи, язык его на некоторое время намертво заклинивало.


Набредя на обгорелые остатки шалаша, Иваныч испугался — уж не умер ли Акимыч. Но нет! Прошлой осенью он встретил старика возле новой школы — он куда-то торопился с лопатой на плече.
Приятели несколько лет не виделись, а когда вдруг встретились возле новой школы — Акимыч куда-то торопился с лопатой на плече.


Иваныч поздоровался, но старик, бледный, с одеревеневшими губами, словно не признал старого знакомого. Видно, что-то сильно вывело его из себя и, как всегда, намертво «заклинило». Знаками Акимыч объяснил Иванычу, что теперь работает сторожем и садовником при школе.
Бледный Акимыч словно не признал старого знакомого. Видно, что-то сильно вывело его из себя и «заклинило». Знаками Акимыч объяснил Иванычу, что теперь работает сторожем и садовником при школе.


Затем, досадливо дёрнув плечом, старик пошёл вдоль школьной ограды, Иваныч — за ним. Было начало тёплого, погожего октября, из-за школьной ограды пахло «хмельной яблочной прелью» и доносились голоса играющих в волейбол ребят. Это «создавало ощущение праздничности и радости бытия».
Затем приятели пошли вдоль школьной ограды. Было начало октября, из-за ограды пахло яблоками и доносились голоса играющих в волейбол ребят. Это «создавало ощущение праздничности и радости бытия».


За углом школьной ограды Акимыч остановился и показал на большую куклу с ещё миловидным лицом и улыбкой на по-детски пухлых губах. Кукла лежала в грязном кювете, её светлые волосы были местами сожжены, глаза выдавлены, вместо носа — дыра, прожжённая сигаретой. С куклы сорвали платье, спустили трусики, и место, которое они прикрывали, тоже истыкали сигаретой.
За углом ограды, в грязном кювете лежала большая кукла с ещё миловидным лицом и улыбкой на губах. Её светлые волосы были местами сожжены, глаза выдавлены, вместо носа — дыра, прожжённая сигаретой. С куклы сорвали платье, спустили трусики, и место, которое они прикрывали, тоже истыкали сигаретой.


К Акимычу вернулся дар речи, и он сказал, что это далеко не первая истерзанная кукла, которую он заметил. Старик часто ездил и в район, и в область, и везде видел искалеченных, выброшенных на помойку кукол. У Акимыча от такого сжималось сердце, он считал, что это у него с войны, где он «на всю жизнь нагляделся человечины».
К Акимычу вернулся дар речи, и он сказал, что это далеко не первая изувеченная и выброшенная кукла, которую он заметил. У Акимыча от такого сжималось сердце, он считал, что это у него с войны, где он «на всю жизнь нагляделся человечины».


{{цитата}}
{{Цитата|
Вроде и понимаешь: кукла. Да ведь облик-то человеческий. Иную так сделают, что и от живого дитя не отличишь. И плачет по-людски. И когда это подобие валяется растерзанное у дороги — не могу видеть.
Вроде и понимаешь: кукла. Да ведь облик-то человеческий. Иную так сделают, что и от живого дитя не отличишь. И плачет по-людски. И когда это подобие валяется растерзанное у дороги — не могу видеть.
{{/цитата}}
}}


Старика возмущало, что мимо таких кукол проходят влюблённые, провозят малышей в колясках, детишки пробегают, и ни у кого сердце не дрогнет, даже у учителей. Какой красоте и добру может научить учитель, если у него душа глуха и слепа!
Старика возмущало, что мимо таких кукол проходят влюблённые, пробегают дети, провозят малышей в колясках, и ни у кого сердце не дрогнет, даже у учителей. Какой красоте и добру может научить учитель, если у него душа глуха и слепа!


Высказавшись, Акимыч побледнел. Иваныч понял, что старика «опять „заклинило“ и заговорит он теперь не скоро». Молча Акимыч вырыл глубокую, по пояс, могилку, выстлал дно свежим сеном, поправил на кукле трусики, бережно уложил её в яму и прикрыл остатками сена.
Высказавшись, Акимыч побледнел — его опять «заклинило». Старик молча вырыл глубокую, по пояс, могилку, выстлал дно свежим сеном, поправил на кукле трусики, бережно уложил её в яму и прикрыл остатками сена.


Снова взявшись за лопату, Акимыч вдруг шумно вздохнул и с болью сказал: «Всего не закопать…»
Снова взявшись за лопату, Акимыч вдруг шумно вздохнул и с болью сказал: «Всего не закопать…»
{{конец текста}}
{{конец текста}}
[[Категория:рассказы]]

Текущая версия от 00:07, 28 февраля 2023

Этот пересказ опубликован на Брифли.
В этом пересказе не указан источник, взятый за основу пересказа. См. руководство по поиску и указанию источника.


Кукла
1959 
Краткое содержание рассказа
Микропересказ: У старика сжималось сердце при виде выброшенных сломанных кукол без рук и ног: за годы войны он «нагляделся человечины». Найдя куклу, над которой жестоко надругались, он похоронил её как человека.

Иваныч любил рыбачить и часто ездил туда, где быстрая и чистая река делала крутой поворот.

👤
Иваныч — рассказчик (в нём угадывается сам Носов), мужчина средних лет, воевал, любит природу и рыбалку.

На этом месте возник водоворот, а под ним — глубочайшая яма, на дне которой жил «матёрый хозяин-сом». Поймать его мечтал старик Акимыч.

👤
Акимыч — старый перевозчик, заядлый рыболов, воевал, был контужен.

Иваныч несколько лет не ездил к реке, а когда наведался, не узнал любимое место рыбалки. Загрязнённая удобрениями река обмелела, заросла травой, рыба в ней вымерла.

Иваныч и Акимыч воевали в одной армии, освобождали белорусские и польские города. Ранены были в один месяц, но попали в разные госпитали. Акимыча сильно контузило. Даже много лет спустя от сильного волнения он внезапно терял дар речи, язык его на некоторое время намертво заклинивало.

Приятели несколько лет не виделись, а когда вдруг встретились возле новой школы — Акимыч куда-то торопился с лопатой на плече.

Бледный Акимыч словно не признал старого знакомого. Видно, что-то сильно вывело его из себя и «заклинило». Знаками Акимыч объяснил Иванычу, что теперь работает сторожем и садовником при школе.

Затем приятели пошли вдоль школьной ограды. Было начало октября, из-за ограды пахло яблоками и доносились голоса играющих в волейбол ребят. Это «создавало ощущение праздничности и радости бытия».

За углом ограды, в грязном кювете лежала большая кукла с ещё миловидным лицом и улыбкой на губах. Её светлые волосы были местами сожжены, глаза выдавлены, вместо носа — дыра, прожжённая сигаретой. С куклы сорвали платье, спустили трусики, и место, которое они прикрывали, тоже истыкали сигаретой.

К Акимычу вернулся дар речи, и он сказал, что это далеко не первая изувеченная и выброшенная кукла, которую он заметил. У Акимыча от такого сжималось сердце, он считал, что это у него с войны, где он «на всю жизнь нагляделся человечины».

Вроде и понимаешь: кукла. Да ведь облик-то человеческий. Иную так сделают, что и от живого дитя не отличишь. И плачет по-людски. И когда это подобие валяется растерзанное у дороги — не могу видеть.

Старика возмущало, что мимо таких кукол проходят влюблённые, пробегают дети, провозят малышей в колясках, и ни у кого сердце не дрогнет, даже у учителей. Какой красоте и добру может научить учитель, если у него душа глуха и слепа!

Высказавшись, Акимыч побледнел — его опять «заклинило». Старик молча вырыл глубокую, по пояс, могилку, выстлал дно свежим сеном, поправил на кукле трусики, бережно уложил её в яму и прикрыл остатками сена.

Снова взявшись за лопату, Акимыч вдруг шумно вздохнул и с болью сказал: «Всего не закопать…»