|
|
| (не показаны 33 промежуточные версии 6 участников) |
| Строка 1: |
Строка 1: |
| {{дубликат|Кукла}} | | {{pub|https://briefly.ru/nosov/kukla/}} |
| | {{нет источника}} |
|
| |
|
| {{Пересказ | | {{Пересказ |
| Строка 6: |
Строка 7: |
| | Жанр = рассказ | | | Жанр = рассказ |
| | Год публикации = 1959 | | | Год публикации = 1959 |
| | В двух словах = Для старика-ветерана сломанные куклы ассоциировались с войной и ранеными. Его возмущало равнодушие людей, проходящих мимо своих искалеченных подобий. Найдя как-то такую куклу, старик похоронил её как человека. | | | Микропересказ = У старика сжималось сердце при виде выброшенных сломанных кукол без рук и ног: за годы войны он «нагляделся человечины». Найдя куклу, над которой жестоко надругались, он похоронил её как человека. |
| | | Wikidata = Q62051151 |
| }} | | }} |
|
| |
|
| {{начало текста}} | | {{начало текста}} |
| ''В оригинале повествование ведётся от лица Иваныча, в котором угадывается автор рассказа.''
| |
|
| |
|
| «В не такое далёкое время» Иваныч любил рыбачить на реке километрах в 26 от дома.
| | Иваныч любил рыбачить и часто ездил туда, где быстрая и чистая река делала крутой поворот. |
|
| |
|
| {{БлочныйПерсонаж | | {{Персонаж |
| | Имя = Иваныч | | | Имя = Иваныч |
| | Описание = рассказчик, средних лет, воевал, любит рыбалку, природу | | | Описание = рассказчик (в нём угадывается сам Носов), мужчина средних лет, воевал, любит природу и рыбалку |
| | Портрет = | | | Портрет = |
| }} | | }} |
|
| |
|
| Там, напротив древнего кургана, река делала очень крутой поворот. Обратно-круговое течение создало сильный водоворот и вырыло в этом месте глубочайшую яму, в которую не заплывали даже гуси. На дне этой ямы жил «матёрый хозяин-сом».
| | На этом месте возник водоворот, а под ним — глубочайшая яма, на дне которой жил «матёрый хозяин-сом». Поймать его мечтал старик Акимыч. |
|
| |
|
| Однажды рассказчик застал у своего шалаша «за тайным рыбацким делом» Акимыча.
| | {{Персонаж |
| | |
| {{БлочныйПерсонаж | |
| | Имя = Акимыч | | | Имя = Акимыч |
| | Описание = старый перевозчик, заядлый рыболов, воевал, был контужен | | | Описание = старый перевозчик, заядлый рыболов, воевал, был контужен |
| | Портрет = | | | Портрет = |
| }} | | }} |
|
| |
| Старик хотел изловить матёрого сома и попросил у Иваныча крючков. Тот отсыпал самых крупных, но Акимыч их забраковал — слишком малы для хозяина ямы.
| |
|
| |
| Иваныч так и не узнал, словил ли Акимыч сома. По разным причинам он перестал ездить к реке, лишь через несколько лет наведался в те места и не узнал их. Некогда быстрая и чистая река обмелела и заросла дурной травой. Исчезли придонные течения-быстрины, где так хорошо ловилась рыба.
| |
|
| |
| {{цитата}}
| |
| Ныне всё это… приволье ощетинилось кугой и пиками стрелолиста, а всюду, где пока свободно от трав, прёт чёрная донная тина, раздобревшая от избытка удобрений, сносимых дождями с полей.
| |
| {{/цитата}}
| |
|
| |
| Страшная яма тоже исчезла. На её месте появился «грязный серый меляк, похожий на большую околевшую рыбину». Гуси, когда-то обходившие яму стороной, теперь чистили там перья.
| |
|
| |
|
| Встретившийся Иванычу старик Акимыч горестно посмотрел на заросшую реку, махнул рукой и сказал: «И даже удочек не разматывай! Не трави душу. Не стало делов, Иваныч, не стало!». Вскоре и Акимыч ушёл с реки — исчез его «стародавний речной перевоз».
| | Иваныч несколько лет не ездил к реке, а когда наведался, не узнал любимое место рыбалки. Загрязнённая удобрениями река обмелела, заросла травой, рыба в ней вымерла. |
|
| |
|
| Раньше Иваныч и Акимыч часто коротали летние ночи в тростниковом шалаше. В разговорах выяснилось, что они оба воевали в третьей армии, освобождали белорусские и польские города. Даже ранило их в одном и том же месяце, только в госпитали попали разные.
| | Иваныч и Акимыч воевали в одной армии, освобождали белорусские и польские города. Ранены были в один месяц, но попали в разные госпитали. Акимыча сильно контузило. Даже много лет спустя от сильного волнения он внезапно терял дар речи, язык его на некоторое время намертво заклинивало. |
|
| |
|
| Акимыча «ранило бескровно, но тяжело» — завалило в окопе взрывом фугасной бомбы. Даже теперь, десятки лет спустя, контузия напоминала о себе. От сильного волнения Акимыч внезапно терял дар речи, язык его намертво заклинивало, и несколько минут он беспомощно пытался заговорить, покрываясь холодным потом.
| | Приятели несколько лет не виделись, а когда вдруг встретились возле новой школы — Акимыч куда-то торопился с лопатой на плече. |
|
| |
|
| Набредя на обгорелые остатки шалаша, Иваныч испугался — уж не умер ли Акимыч. Но нет! Прошлой осенью он встретил старика возле новой школы — он куда-то торопился с лопатой на плече.
| | Бледный Акимыч словно не признал старого знакомого. Видно, что-то сильно вывело его из себя и «заклинило». Знаками Акимыч объяснил Иванычу, что теперь работает сторожем и садовником при школе. |
|
| |
|
| Иваныч поздоровался, но старик, бледный, с одеревеневшими губами, словно не признал старого знакомого. Видно, что-то сильно вывело его из себя и, как всегда, намертво «заклинило». Знаками Акимыч объяснил Иванычу, что теперь работает сторожем и садовником при школе.
| | Затем приятели пошли вдоль школьной ограды. Было начало октября, из-за ограды пахло яблоками и доносились голоса играющих в волейбол ребят. Это «создавало ощущение праздничности и радости бытия». |
|
| |
|
| Затем, досадливо дёрнув плечом, старик пошёл вдоль школьной ограды, Иваныч — за ним. Было начало тёплого, погожего октября, из-за школьной ограды пахло «хмельной яблочной прелью» и доносились голоса играющих в волейбол ребят. Это «создавало ощущение праздничности и радости бытия».
| | За углом ограды, в грязном кювете лежала большая кукла с ещё миловидным лицом и улыбкой на губах. Её светлые волосы были местами сожжены, глаза выдавлены, вместо носа — дыра, прожжённая сигаретой. С куклы сорвали платье, спустили трусики, и место, которое они прикрывали, тоже истыкали сигаретой. |
|
| |
|
| За углом школьной ограды Акимыч остановился и показал на большую куклу с ещё миловидным лицом и улыбкой на по-детски пухлых губах. Кукла лежала в грязном кювете, её светлые волосы были местами сожжены, глаза выдавлены, вместо носа — дыра, прожжённая сигаретой. С куклы сорвали платье, спустили трусики, и место, которое они прикрывали, тоже истыкали сигаретой.
| | К Акимычу вернулся дар речи, и он сказал, что это далеко не первая изувеченная и выброшенная кукла, которую он заметил. У Акимыча от такого сжималось сердце, он считал, что это у него с войны, где он «на всю жизнь нагляделся человечины». |
|
| |
|
| К Акимычу вернулся дар речи, и он сказал, что это далеко не первая истерзанная кукла, которую он заметил. Старик часто ездил и в район, и в область, и везде видел искалеченных, выброшенных на помойку кукол. У Акимыча от такого сжималось сердце, он считал, что это у него с войны, где он «на всю жизнь нагляделся человечины».
| | {{Цитата| |
| | |
| {{цитата}} | |
| Вроде и понимаешь: кукла. Да ведь облик-то человеческий. Иную так сделают, что и от живого дитя не отличишь. И плачет по-людски. И когда это подобие валяется растерзанное у дороги — не могу видеть. | | Вроде и понимаешь: кукла. Да ведь облик-то человеческий. Иную так сделают, что и от живого дитя не отличишь. И плачет по-людски. И когда это подобие валяется растерзанное у дороги — не могу видеть. |
| {{/цитата}}
| | }} |
|
| |
|
| Старика возмущало, что мимо таких кукол проходят влюблённые, провозят малышей в колясках, детишки пробегают, и ни у кого сердце не дрогнет, даже у учителей. Какой красоте и добру может научить учитель, если у него душа глуха и слепа! | | Старика возмущало, что мимо таких кукол проходят влюблённые, пробегают дети, провозят малышей в колясках, и ни у кого сердце не дрогнет, даже у учителей. Какой красоте и добру может научить учитель, если у него душа глуха и слепа! |
|
| |
|
| Высказавшись, Акимыч побледнел. Иваныч понял, что старика «опять „заклинило“ и заговорит он теперь не скоро». Молча Акимыч вырыл глубокую, по пояс, могилку, выстлал дно свежим сеном, поправил на кукле трусики, бережно уложил её в яму и прикрыл остатками сена. | | Высказавшись, Акимыч побледнел — его опять «заклинило». Старик молча вырыл глубокую, по пояс, могилку, выстлал дно свежим сеном, поправил на кукле трусики, бережно уложил её в яму и прикрыл остатками сена. |
|
| |
|
| Снова взявшись за лопату, Акимыч вдруг шумно вздохнул и с болью сказал: «Всего не закопать…» | | Снова взявшись за лопату, Акимыч вдруг шумно вздохнул и с болью сказал: «Всего не закопать…» |
| {{конец текста}} | | {{конец текста}} |
| [[Категория:рассказы]]
| |
Кукла
1959
Краткое содержание рассказа
Микропересказ: У старика сжималось сердце при виде выброшенных сломанных кукол без рук и ног: за годы войны он «нагляделся человечины». Найдя куклу, над которой жестоко надругались, он похоронил её как человека.
Иваныч любил рыбачить и часто ездил туда, где быстрая и чистая река делала крутой поворот.
👤
Иваныч — рассказчик (в нём угадывается сам Носов), мужчина средних лет, воевал, любит природу и рыбалку.
На этом месте возник водоворот, а под ним — глубочайшая яма, на дне которой жил «матёрый хозяин-сом». Поймать его мечтал старик Акимыч.
👤
Акимыч — старый перевозчик, заядлый рыболов, воевал, был контужен.
Иваныч несколько лет не ездил к реке, а когда наведался, не узнал любимое место рыбалки. Загрязнённая удобрениями река обмелела, заросла травой, рыба в ней вымерла.
Иваныч и Акимыч воевали в одной армии, освобождали белорусские и польские города. Ранены были в один месяц, но попали в разные госпитали. Акимыча сильно контузило. Даже много лет спустя от сильного волнения он внезапно терял дар речи, язык его на некоторое время намертво заклинивало.
Приятели несколько лет не виделись, а когда вдруг встретились возле новой школы — Акимыч куда-то торопился с лопатой на плече.
Бледный Акимыч словно не признал старого знакомого. Видно, что-то сильно вывело его из себя и «заклинило». Знаками Акимыч объяснил Иванычу, что теперь работает сторожем и садовником при школе.
Затем приятели пошли вдоль школьной ограды. Было начало октября, из-за ограды пахло яблоками и доносились голоса играющих в волейбол ребят. Это «создавало ощущение праздничности и радости бытия».
За углом ограды, в грязном кювете лежала большая кукла с ещё миловидным лицом и улыбкой на губах. Её светлые волосы были местами сожжены, глаза выдавлены, вместо носа — дыра, прожжённая сигаретой. С куклы сорвали платье, спустили трусики, и место, которое они прикрывали, тоже истыкали сигаретой.
К Акимычу вернулся дар речи, и он сказал, что это далеко не первая изувеченная и выброшенная кукла, которую он заметил. У Акимыча от такого сжималось сердце, он считал, что это у него с войны, где он «на всю жизнь нагляделся человечины».
Вроде и понимаешь: кукла. Да ведь облик-то человеческий. Иную так сделают, что и от живого дитя не отличишь. И плачет по-людски. И когда это подобие валяется растерзанное у дороги — не могу видеть.
Старика возмущало, что мимо таких кукол проходят влюблённые, пробегают дети, провозят малышей в колясках, и ни у кого сердце не дрогнет, даже у учителей. Какой красоте и добру может научить учитель, если у него душа глуха и слепа!
Высказавшись, Акимыч побледнел — его опять «заклинило». Старик молча вырыл глубокую, по пояс, могилку, выстлал дно свежим сеном, поправил на кукле трусики, бережно уложил её в яму и прикрыл остатками сена.
Снова взявшись за лопату, Акимыч вдруг шумно вздохнул и с болью сказал: «Всего не закопать…»
